Страница:Спасович Мицкевич.pdf/45

швырнувшее его изъ обычной колеи: «Закравшись въ колыбель такая пѣснь лукаво—Еще ребенка грудь змѣею обовьетъ, И яды въ духъ ему жестокие вольетъ Любви къ отечеству и глупой жажды славы!» — Конрадъ знаетъ, что ему нѣтъ отпущенія ни въ сей жизни, ни въ будущей: «хочу я знать впередъ, что ждетъ меня въ аду». Онъ самъ себѣ гадокъ и чувствуетъ свою противную человѣческой природѣ смертоносность. Съ омерзеніемъ вспоминаетъ онъ, что плакалъ лишь затѣмъ, чтобы умерщвлять. Съ омерзеніемъ водворяется онъ у враговъ «въ краю обмана и разбоя».―Хотя онъ почти что дошелъ до цѣли, но само дѣло до того противно его натурѣ, что онъ не въ состояніи оторваться отъ башни - отшельницы, и что необходимо вмѣшательство Гальбана, чтобы раздувать тухнущее пламя мести. Вернувшись изъ роковаго похода, Валленродъ тѣшится какъ юноша и радъ не тому, что насладился мщеніемъ, но что уже не приходится убивать: «Не выдумаетъ адъ ужаснѣйшаго мщенія, Но человѣкъ я — мнѣ довольно этихъ бѣдъ! Средь лицемѣрiя я росъ почти съ рожденія―Среди грабительства... въ преклонныхъ же годахъ Измѣна мнѣ тошна. Негоденъ я въ бояхъ. ― Довольно мщенiя, вѣдь нѣмцы люди тоже!» ― Такимъ образомъ эпосъ незамѣтно превратился въ настоящую трагедію и обрисовалась какъ нельзя рельефнѣе вина героя, ради которой онъ неизбѣжно долженъ пасть нами же извиняемый и оплакиваемый. — Мы вполнѣ сочувствуемъ его гордымъ словамъ, когда отравившись, онъ передъ тевтонскими орденскими рыцарями топчетъ гросмейстерские знаки, восклицая: «Вотъ жизни всей моей предъ вами прегрѣшенія! — Готовъ я умереть — чего же больше вамъ? ― Отчетъ правленiя вы выслушать хотите?... Все это сдѣлалъ я! такъ много снесть головъ ― однимъ у гидры взмахомъ!»... Онъ не былъ бы конечно великъ, еслибы не запечатлѣлъ своего трагическаго подвига смертью, но и въ моментъ самой смерти онъ человѣченъ и не оправдалъ предска-