та лѣвою рукой за шею, быстро притянула къ себѣ и крѣпко поцѣловала. Вронскій, не спуская глазъ, смотрѣлъ на нее и, самъ не зная чему, улыбался. Но вспомнивъ, что мать ждала его, онъ опять вошелъ въ вагонъ.
— Не правда ли, очень мила? — сказала графиня про Каренину. — Ее мужъ со мной посадилъ, и я очень рада была. Всю дорогу мы съ ней проговорили. Ну, а ты, говорятъ… vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux.
— Я не знаю, на что́ вы намекаете, maman, — отвѣчалъ сынъ холодно. — Что жъ, maman, идемъ.
Каренина опять вошла въ вагонъ, чтобы проститься съ графиней.
— Ну вотъ, графиня, вы встрѣтили сына, а я брата, — весело сказала она. — И всѣ исторіи мои истощились, дальше нечего было бы разсказывать.
— Ну, нѣтъ, — сказала графиня, взявъ ее за руку, — я бы съ вами объѣхала вокругъ свѣта и не соскучилась бы. Вы — одна изъ тѣхъ милыхъ женщинъ, съ которыми и поговорить, и помолчать пріятно. А о сынѣ вашемъ, пожалуйста, не думайте: нельзя же никогда не разлучаться.
Каренина стояла неподвижно, держась чрезвычайно прямо, и глаза ея улыбались.
— У Анны Аркадьевны, — сказала графиня, объясняя сыну, — есть сынокъ, восьми лѣтъ кажется, и она никогда съ нимъ не разлучалась, и все мучается, что оставила его.
— Да, мы все время съ графиней говорили: я о своемъ сынѣ, она о своемъ сынѣ, — сказала Каренина, и опять улыбка освѣтила ея лицо, улыбка ласковая, относившаяся къ нему.
— Вѣроятно, это вамъ очень наскучило, — сказалъ онъ, сейчасъ, на лету подхватывая этотъ мячъ кокетства, кото-
