тѣмъ чувствуя потребность сильнаго движенія, разбѣгаясь и выписывая внѣшніе и внутренніе круги.
Въ это время одинъ изъ молодыхъ людей, лучшій изъ новыхъ конькобѣжцевъ, съ папироской во рту, въ конькахъ, вышелъ изъ кофейной и, разбѣжавшись, пустился на конькахъ внизъ по ступенямъ, громыхая и подпрыгивая. Онъ влетѣлъ внизъ и, не измѣнивъ даже свободнаго положенія рукъ, покатился по льду.
— Ахъ, это новая штука! сказалъ Левинъ и тотчасъ же побѣжалъ наверхъ, чтобы сдѣлать эту новую штуку.
— Не убейтесь, надо привычку! крикнулъ ему Николай Щербацкій.
Левинъ вошелъ на приступки, разбѣжался сверху сколько могъ, и пустился внизъ, удерживая въ непривычномъ движеніи равновѣсіе руками. На послѣдней ступени онъ зацѣпился, но, чуть дотронувшись до льда рукой, сдѣлалъ сильное движенье, справился и смѣясь покатился дальше.
«Славный, милый», подумала Кити въ это время, выходя изъ домика съ M-lle Linon и глядя на него съ улыбкой тихой ласки, какъ на любимаго брата. «И неужели я виновата, неужели я сдѣлала что-нибудь дурное? Они говорятъ: кокетство. Я знаю, что я люблю не его; но мнѣ все-таки весело съ нимъ, и онъ такой славный. Только зачѣмъ онъ это сказалъ?....» думала она.
Увидавъ уходившую Кити, и мать, встрѣчавшую ее на ступенькахъ, Левинъ, раскраснѣвшійся послѣ быстраго движенія, остановился и задумался. Онъ снялъ коньки и догналъ у выхода сада мать съ дочерью.
— Очень рада васъ видѣть, сказала княгиня. — Четверги, какъ всегда, мы принимаемъ.
— Стало-быть нынче?
