по себѣ, такъ-какъ самъ онъ могъ любить только красивыхъ, таинственныхъ и особенныхъ женщинъ.
Но, пробывъ два мѣсяца одинъ въ деревнѣ, онъ убѣдился, что это не было одно изъ тѣхъ влюбленій, которыя онъ испытывалъ въ первой молодости; что чувство это не давало ему минуты покоя; что онъ не могъ жить, не рѣшивъ вопроса: будетъ или не будетъ она его женой; и что его отчаяніе происходило только отъ его воображенія, что онъ не имѣетъ никакихъ доказательствъ того, что ему будетъ отказано. И онъ пріѣхалъ теперь въ Москву съ твердымъ рѣшеніемъ сдѣлать предложеніе, и жениться, если его примутъ. Или..... онъ не могъ думать о томъ, что̀ съ нимъ будетъ, если откажутъ.
Пріѣхавъ съ утреннимъ поѣздомъ въ Москву, Левинъ остановился у своего старшаго брата по матери Кознышева и, переодѣвшись, вошелъ къ нему въ кабинетъ, намѣреваясь тотчасъ-же разсказать ему, для чего онъ пріѣхалъ, и просить его совѣта; но братъ былъ не одинъ. У него сидѣлъ извѣстный профессоръ философіи, пріѣхавшій изъ Харькова собственно затѣмъ, чтобы разъяснить недоразумѣніе, возникшее между ними по весьма важному философскому вопросу. Профессоръ велъ жаркую полемику противъ матеріалистовъ, а Сергѣй Кознышевъ съ интересомъ слѣдилъ за этою полемикой, и, прочтя послѣднюю статью профессора, написалъ ему въ письмѣ свои возраженія; онъ упрекалъ профессора за слишкомъ большія уступки матеріалистамъ. И профессоръ тотчасъ же пріѣхалъ, чтобы столковаться. Рѣчь шла о модномъ вопросѣ: есть ли граница между психическими и физіологическими явленіями въ дѣятельности человѣка, и гдѣ она?
