Сконфуженный секретарь удалился. Левинъ, во время совѣщанія съ секретаремъ совершенно оправившись отъ своего смущенія, стоялъ облокотившись обѣими руками на стулъ, и на лицѣ его было насмѣшливое вниманіе.
— Не понимаю, не понимаю, сказалъ онъ.
— Чего ты не понимаешь? также весело улыбаясь и доставая папироску, сказалъ Облонскій. Онъ ждалъ отъ Левина какой-нибудь странной выходки.
— Не понимаю, что̀ вы дѣлаете, сказалъ Левинъ, пожимая плечами. — Какъ ты можешь это серіозно дѣлать?
— Отчего?
— Да отъ того, что — нечего дѣлать.
— Ты такъ думаешь, но мы завалены дѣломъ.
— Бумажнымъ. Ну да, у тебя даръ къ этому, прибавилъ Левинъ.
— То-есть, ты думаешь, что у меня есть недостатокъ чего-то?
— Можетъ-быть и да, сказалъ Левинъ. — Но все-таки я любуюсь на твое величіе, и горжусь, что у меня другъ такой великій человѣкъ. Однако, ты мнѣ не отвѣтилъ на мой вопросъ, прибавилъ онъ, съ отчаяннымъ усиліемъ прямо глядя въ глаза Облонскому.
— Ну, хорошо, хорошо. Погоди еще, и ты придешь къ этому. Хорошо, какъ у тебя три тысячи десятинъ въ Каразинскомъ уѣздѣ, да такіе мускулы, да свѣжесть, какъ у двѣнадцатилѣтней дѣвочки, — а придешь и ты къ намъ. Да, такъ о томъ, что̀ ты спрашивалъ: перемѣны нѣтъ, но жаль, что ты такъ давно не былъ.
— А что̀? испуганно спросилъ Левинъ.
— Да ничего, отвѣчалъ Облонскій. Мы поговоримъ. Да ты зачѣмъ собственно пріѣхалъ?
