— Вотъ что: поѣдемъ къ Гурину завтракать, и тамъ поговоримъ. До трехъ я свободенъ.
— Нѣтъ, подумавъ отвѣчалъ Левинъ, — мнѣ еще надо съѣздить.
— Ну, хорошо, такъ обѣдать вмѣстѣ.
— Обѣдать? Да мнѣ вѣдь ничего особеннаго, только два слова сказать, спросить, а послѣ потолкуемъ.
— Такъ сейчасъ и скажи два слова, а бесѣдовать за обѣдомъ.
— Два слова вотъ какія, сказалъ Левинъ: — впрочемъ, ничего особеннаго.
Лицо его вдругъ приняло злое выраженіе, происходившее отъ усилія преодолѣть свою застѣнчивость.
— Что̀ Щербацкіе дѣлаютъ? Все по старому? сказалъ онъ.
Степанъ Аркадьевичъ, знавшій уже давно, что Левинъ былъ влюбленъ въ его свояченицу Кити, чуть-замѣтно улыбнулся, и глаза его весело заблестѣли.
— Ты сказалъ, два слова, а я въ двухъ словахъ отвѣтить не могу, потому-что..... Извини на минутку.....
Вошелъ секретарь, съ фамильярною почтительностью и нѣкоторымъ, общимъ всѣмъ секретарямъ, скромнымъ сознаніемъ своего превосходства надъ начальникомъ въ знаніи дѣлъ, подошелъ съ бумагами къ Облонскому и сталъ, подъ видомъ вопроса, объяснять какое-то затрудненіе. Степанъ Аркадьевичъ, не дослушавъ, положилъ ласково свою руку на рукавъ секретаря.
— Нѣтъ, вы ужъ такъ сдѣлайте, какъ я говорилъ, сказалъ онъ, улыбкой смягчая замѣчаніе, и, кратко объяснивъ, какъ онъ понимаетъ дѣло, отодвинулъ бумаги и сказалъ: — Такъ и сдѣлайте, пожалуйста такъ, Захаръ Никитичъ.
