шись развлеченію, оглянулись на дверь; но сторожъ, стоявшій у двери, тотчасъ же изгналъ вошедшаго и затворилъ за нимъ стеклянную дверь.
Когда дѣло было прочтено, Степанъ Аркадьевичъ всталъ потянувшись, и, отдавая дань либеральности времени, въ присутствіи досталъ папироску и пошелъ въ свой кабинетъ. Два товарища его, старый служака Никитинъ и камеръ-юнкеръ Гриневичъ, вышли съ нимъ.
— Послѣ завтрака успѣемъ кончить, сказалъ Степанъ Аркадьевичъ.
— Какъ еще успѣемъ! сказалъ Никитинъ.
— А плутъ порядочный долженъ быть этотъ Ѳоминъ, сказалъ Гриневичъ объ одномъ изъ лицъ, участвовавшихъ въ дѣлѣ, которое они разбирали.
Степанъ Аркадьевичъ поморщился на слова Гриневича, давая этимъ чувствовать, что неприлично преждевременно составлять сужденіе, и ничего ему не отвѣтилъ.
— Кто это входилъ? спросилъ онъ у сторожа.
— Какой-то, ваше превосходительство, безъ спросу влѣзъ, только я отвернулся. Васъ спрашивали. Я говорю: когда выйдутъ члены, тогда.....
— Гдѣ онъ?
— Нешто вышелъ въ сѣни, а то все тутъ ходилъ. Этотъ самый, сказалъ сторожъ, указывая на сильно-сложеннаго широкоплечаго человѣка съ курчавою бородой, который, не снимая бараньей шапки, быстро и легко взбѣгалъ наверхъ по стертымъ ступенькамъ каменной лѣстницы. Одинъ изъ сходившихъ внизъ съ портфелемъ худощавый чиновникъ, пріостановившись, неодобрительно посмотрѣлъ на ноги бѣгущаго, и потомъ вопросительно взглянулъ на Облонскаго.
Степанъ Аркадьевичъ стоялъ надъ лѣстницей. Добродуш-
