лись дѣлать видъ, что они не думаютъ о женихѣ и заняты своимъ разговоромъ.
Протодьяконъ, какъ-бы напоминая о цѣнности своего времени, нетерпѣливо покашливалъ, заставляя дрожать стекла въ окнахъ. На клиросѣ слышны были то пробы голосовъ, то сморканіе соскучившихся пѣвчихъ. Священникъ безпрестанно высылалъ то дьячка, то дьякона узнать, не пріѣхалъ ли женихъ, и самъ въ лиловой рясѣ и шитомъ поясѣ, чаще и чаще выходилъ къ боковымъ дверямъ, ожидая жениха. Наконецъ одна изъ дамъ, взглянувъ на часы, сказала: однако это странно! — и всѣ гости пришли въ безпокойство и стали громко выражать свое удивленіе и неудовольствіе. Одинъ изъ шаферовъ поѣхалъ узнать, что̀ случилось. Кити въ это время, давно уже совсѣмъ готовая, въ бѣломъ платьѣ, длинномъ вуалѣ и вѣнкѣ померанцевыхъ цвѣтовъ, съ посаженой матерью и сестрой Львовой стояла въ залѣ Щербацкаго дома, и смотрѣла въ окно, тщетно ожидая уже болѣе получаса извѣстія отъ своего шафера о пріѣздѣ жениха въ церковь.
Левинъ же между тѣмъ, въ панталонахъ, но безъ жилета и фрака, ходилъ взадъ и впередъ по своему нумеру, безпрестанно высовываясь въ дверь и оглядывая корридоръ. Но въ корридорѣ не видно было того, кого онъ ожидалъ, и онъ, съ отчаяніемъ возвращаясь и взмахивая руками, относился къ спокойно курившему Степану Аркадьевичу.
— Былъ ли когда-нибудь человѣкъ въ такомъ ужасномъ дурацкомъ положеніи! — говорилъ онъ.
— Да, глупо, — подтвердилъ Степанъ Аркадьевичъ, смягчительно улыбаясь. — Но успокойся, сейчасъ привезутъ.
— Нѣтъ, какъ же! — со сдержаннымъ бѣшенствомъ говорилъ Левинъ. — И эти дурацкіе открытые жилеты! Невозможно! — говорилъ онъ, глядя на измятый передъ своей ру-
