Что мой жаръ къ тебѣ безмѣренъ,
То ты можешь ли сказать?
Но увѣрясь въ томъ не ложно,
Какъ тебѣ, ахъ! какъ возможно,
20 Вѣрно сердце презирать?
Я во всемъ позабываюсь,
На тебя когда гляжу;
Безъ тебя я сокрушаюсь,
И задумавшись сижу.
25 Всѣ часы считаю точно,
И завидую заочно,
Кто противъ тебя сидитъ.
На тебя всегда взираю,
И съ утѣхою внимаю,
30 Что языкъ твой говоритъ.
Я тебѣ открылась ясно,
Жду того же напротивъ;
И пускай я жду напрасно,
Мой пребудетъ пламень живъ.
35 Я готова хоть какъ и прежде,
Пребывать въ одной надеждѣ,
И себя отрадой лстить;
Не склоню тебя тоскою,
Можетъ время долготою,
40 Твердо сердце умягчить.
Что мой жар к тебе безмерен,
То ты можешь ли сказать?
Но уверясь в том неложно,
Как тебе, ах! как возможно,
20 Верно сердце презирать?
Я во всём позабываюсь,
На тебя когда гляжу;
Без тебя я сокрушаюсь,
И задумавшись сижу.
25 Все часы считаю точно,
И завидую заочно,
Кто против тебя сидит.
На тебя всегда взираю,
И с утехою внимаю,
30 Что язык твой говорит.
Я тебе открылась ясно,
Жду того же напротив;
И пускай я жду напрасно,
Мой пребудет пламень жив.
35 Я готова хоть как и прежде,
Пребывать в одной надежде,
И себя отрадой льстить;
Не склоню тебя тоскою,
Может время долготою,
40 Твердо сердце умягчить.
Гдѣ, гдѣ, ахъ! гдѣ укрыться!
О грозный день, лютѣйшій часъ!
Где, где, ах! где укрыться!
О грозный день, лютейший час!