Что зляе можетъ быть мученья,
Какъ въ неволѣ вѣчно жить?
Нѣтъ и скорби сей сравненья,
Чтобъ любовной жаръ таить.
5 Въ плѣнъ теперь я той отдавшись,
Кто мнѣ въ свѣтѣ всѣхъ миляй;
Съ сладкой вольностью роставшись
Сталъ во вѣкъ подвластенъ ей.
Ахъ! на толь я въ свѣтъ родился,
10 И на толь въ немъ пребывалъ,
Чтобъ я въ первой разъ влюбился,
И безъ пользы воздыхалъ.
Иль чтобъ больше духъ встревожить,
Былъ жестокой сей ударъ,
15 Злую скуку, чтобъ умножить,
И почувствовать сей жаръ.
Я подобенъ судну въ морѣ,
Что въ пучину вѣтръ несетъ;
Хоть я зрю свое зло горе,
20 Только страсть меня влечетъ.
Я грущу и все страдаю,
Ей любовь хочу открыть;
Но не тщетноль уповаю,
Что начать, и какъ мнѣ быть.
25 Естьлибъ вздохи долетѣли,
Кои грудь тѣснятъ мою,
И сказать бы ей умѣли,
Какъ о ней я слезы лью.
Что зляе может быть мученья,
Как в неволе вечно жить?
Нет и скорби сей сравненья,
Чтоб любовной жар таить.
5 В плен теперь я той отдавшись,
Кто мне в свете всех миляй;
С сладкой вольностью роставшись
Стал вовек подвластен ей.
Ах! на толь я в свет родился,
10 И на толь в нём пребывал,
Чтоб я в первой раз влюбился,
И без пользы воздыхал.
Иль чтоб больше дух встревожить,
Был жестокой сей удар,
15 Злую скуку, чтоб умножить,
И почувствовать сей жар.
Я подобен судну в море,
Что в пучину ветр несет;
Хоть я зрю свое зло горе,
20 Только страсть меня влечет.
Я грущу и всё страдаю,
Ей любовь хочу открыть;
Но не тщетноль уповаю,
Что начать, и как мне быть.
25 Естьлиб вздохи долетели,
Кои грудь теснят мою,
И сказать бы ей умели,
Как о ней я слезы лью.