добрые, тому необходимо сдѣлать для меня добрыми и прочія вещи, которыми я нисколько не занимался, чтобы, вмѣсто невѣжды, вышелъ изъ меня мудрецъ. Пусть бы, напримѣръ, кто нибудь теперь сдѣлалъ меня грамматикомъ, — надобно, чтобы онъ преподалъ мнѣ и дѣла грамматическія, а когда музыкантомъ, — музыкальныя; — дабы, сдѣлавшись добрымъ, совершать мнѣ и добрыя дѣла. — Но этого-то B. Продикъ не одобрилъ, а утверждалъ прежнее. — Кажется ли тебѣ однакожъ, сказалъ мальчикъ, что совершать добрыя дѣла точно такъ же есть дѣло человѣческое, — какъ построить домъ? Не необходимо ли, чтобы каково что нибудь въ началѣ, — доброе оно или злое, — такимъ то̀ было и въ концѣ? — Продикъ, замѣтивъ, кажется, куда направляется его рѣчь, и опасаясь, какъ бы въ присутствіи всѣхъ не показаться опровергнутымъ со стороны мальчика (а испытать это глазъ C. на глазъ почиталъ онъ дѣломъ безразличнымъ), очень лукаво отвѣчалъ, что человѣческое. — Такъ добродѣтель кажется тебѣ изучимою, а не врожденною? спросилъ мальчикъ. — Кажется изучимою, отвѣчалъ онъ. — Поэтому тотъ представляется тебѣ глупцомъ, примолвилъ мальчикъ, кто молится богамъ, думая сдѣлаться или грамматикомъ, или музыкантомъ, или овладѣть какимъ либо инымъ искусствомъ, которое необходимо изучить у другаго, или изобрѣсть самому? — Продикъ подтвердилъ и это. — Стало быть, продолжалъ D. мальчикъ, когда молишься ты богамъ, Продикъ, объ успѣхѣ своихъ дѣлъ и о своихъ благахъ, тогда молишься не о чемъ другомъ, какъ о своей честности и добротѣ, такъ какъ у людей честныхъ и добрыхъ и дѣла идутъ хорошо, а у худыхъ — дурно? А между тѣмъ, если добродѣтель изучима, — тебѣ надлежало бы, по видимому, молиться не о чемъ другомъ, какъ объ изученіи того, чего не знаешь. — Тутъ я сказалъ Продику, что онъ, по моему мнѣнію, будетъ поставленъ въ немаловажное затрудненіе, не разрѣшивъ E. этого возраженія, — если думаетъ, что боги тотчасъ даютъ намъ то, о чемъ мы молимся имъ. Положимъ, ты всякій
добрые, тому необходимо сделать для меня добрыми и прочие вещи, которыми я нисколько не занимался, чтобы, вместо невежды, вышел из меня мудрец. Пусть бы, например, кто-нибудь теперь сделал меня грамматиком, — надобно, чтобы он преподал мне и дела грамматические, а когда музыкантом, — музыкальные; — дабы, сделавшись добрым, совершать мне и добрые дела. — Но этого-то B. Продик не одобрил, а утверждал прежнее. — Кажется ли тебе однакож, сказал мальчик, что совершать добрые дела точно так же есть дело человеческое, — как построить дом? Не необходимо ли, чтобы каково что-нибудь вначале, — доброе оно или злое, — таким то̀ было и в конце? — Продик, заметив, кажется, куда направляется его речь, и опасаясь, как бы в присутствии всех не показаться опровергнутым со стороны мальчика (а испытать это глаз C. на глаз почитал он делом безразличным), очень лукаво отвечал, что человеческое. — Так добродетель кажется тебе изучимою, а не врожденною? спросил мальчик. — Кажется изучимою, отвечал он. — Поэтому тот представляется тебе глупцом, примолвил мальчик, кто молится богам, думая сделаться или грамматиком, или музыкантом, или овладеть каким-либо иным искусством, которое необходимо изучить у другого, или изобресть самому? — Продик подтвердил и это. — Стало быть, продолжал D. мальчик, когда молишься ты богам, Продик, об успехе своих дел и о своих благах, тогда молишься не о чём другом, как о своей честности и доброте, так как у людей честных и добрых и дела идут хорошо, а у худых — дурно? А между тем, если добродетель изучима, — тебе надлежало бы, по-видимому, молиться не о чём другом, как об изучении того, чего не знаешь. — Тут я сказал Продику, что он, по моему мнению, будет поставлен в немаловажное затруднение, не разрешив E. этого возражения, — если думает, что боги тотчас дают нам то, о чём мы молимся им. Положим, ты всякий
