гихъ подобныхъ разсказовъ. А что многіе почитаютъ его жестокимъ и свирѣпымъ, — это клевета аттическихъ поэтовъ. Поэтому и ты, и всякій другой, кто хочетъ быть благоразумнымъ и дорожитъ добрымъ своимъ именемъ, всячески остерегайтесь навлечь на себя ненависть людей съ поэтическимъ дарованіемъ; ибо поэты имѣютъ силу направлять славу имени въ ту и другую сторону. Въ этомъ погрѣшилъ и Миносъ, возставшій нѣкогда войною на этотъ городъ, въ которомъ издревле уже процвѣтала поэзія трагическая. Вѣдь начало трагедіи надобно вести не только отъ Ѳесписа или Фриниха; она была древнѣйшимъ изобрѣтеніемъ этого города. Такъ какъ трагедія особенно способна трогать и увлекать народъ, то аѳиняне, выводя въ ней на позоръ Миноса, тѣмъ самымъ мстили ему за наложенныя на ихъ предковъ дани. Вотъ они-то покрыли его безславіемъ, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онъ былъ хорошій законодатель, и установилъ наилучшимъ образомъ все, что полезно было критянамъ. Изложивъ это (отъ p. 317 D до p. 321 B), Сократъ наконецъ прибавляетъ: Дознано уже, что Миносъ и Радамантъ нѣкогда были наилучшими законодателями. Такъ вотъ, если бы кто спросилъ насъ: «хорошій законодатель по отношенію къ тѣлу что̀ избираетъ для тѣла, чтобы лучше содержать его?» — мы отвѣчали бы: пищу и труды, — первою развивая его, а послѣдними укрѣпляя. А когда бы предложенъ былъ вопросъ: «но какія мѣры хорошій законодатель избираетъ для души, чтобы сдѣлать ее наилучшею?» Какой могли бы мы дать отвѣтъ, не осрамивъ ни себя, ни свой возрастъ? Вѣдь стыдно было бы душѣ обоихъ насъ оказаться не знающею того, отъ чего зависитъ въ ней доброе и дурное, когда она очень хорошо знаетъ и различаетъ вещи, относящіяся къ тѣлу (p. 321 B — D). Этими словами оканчивается діалогъ.
Разсматривая изложенную теперь послѣднюю часть «Миноса», не трудно замѣтить, что писатель хотѣлъ представить въ Миносѣ какъ бы образецъ совершеннѣйшаго царя, осчастли-
гих подобных рассказов. А что многие почитают его жестоким и свирепым, — это клевета аттических поэтов. Поэтому и ты, и всякий другой, кто хочет быть благоразумным и дорожит добрым своим именем, всячески остерегайтесь навлечь на себя ненависть людей с поэтическим дарованием; ибо поэты имеют силу направлять славу имени в ту и другую сторону. В этом погрешил и Минос, восставший некогда войною на этот город, в котором издревле уже процветала поэзия трагическая. Ведь начало трагедии надобно вести не только от Фесписа или Фриниха; она была древнейшим изобретением этого города. Так как трагедия особенно способна трогать и увлекать народ, то афиняне, выводя в ней на позор Миноса, тем самым мстили ему за наложенные на их предков дани. Вот они-то покрыли его бесславием, тогда как на самом деле он был хороший законодатель, и установил наилучшим образом всё, что полезно было критянам. Изложив это (от p. 317 D до p. 321 B), Сократ наконец прибавляет: Дознано уже, что Минос и Радамант некогда были наилучшими законодателями. Так вот, если бы кто спросил нас: «хороший законодатель по отношению к телу что̀ избирает для тела, чтобы лучше содержать его?» — мы отвечали бы: пищу и труды, — первою развивая его, а последними укрепляя. А когда бы предложен был вопрос: «но какие меры хороший законодатель избирает для души, чтобы сделать ее наилучшею?» Какой могли бы мы дать ответ, не осрамив ни себя, ни свой возраст? Ведь стыдно было бы душе обоих нас оказаться не знающею того, от чего зависит в ней доброе и дурное, когда она очень хорошо знает и различает вещи, относящиеся к телу (p. 321 B — D). Этими словами оканчивается диалог.
Рассматривая изложенную теперь последнюю часть «Миноса», не трудно заметить, что писатель хотел представить в Миносе как бы образец совершеннейшего царя, осчастли-
