нымъ, великое — малымъ, подобное — не подобнымъ, и радоваться, что всегда, противорѣчишь на словахъ — это не есть какое нибудь истинное обличеніе; тутъ виденъ новичокъ, только еще начинающій знакомиться съ чѣмъ либо существующимъ». Здѣсь послѣднія слова особенно замѣчательны. Отвергнувъ подобные недостойные извороты, Сократъ думаетъ, что полезно было бы разсмотрѣть, входятъ или нѣтъ противныя свойства въ самыя идеи; ибо этотъ вопросъ такъ труденъ, что для рѣшенія его требуется умъ почти божественный. Основанія такого о немъ мнѣнія очевидны. Такъ какъ идеи, по Платону, просты и постоянны, то онѣ должны быть чужды измѣнчивости и въ своихъ свойствахъ. Это хорошо видно изъ описанія идеи прекраснаго, въ Симпосіонѣ (p. 211 A, B): «Прекрасное по природѣ, говоритъ Платонъ, во первыхъ, всегда существуетъ и ни раждается, ни погибаетъ, ни увеличивается, ни оскудѣваетъ; потомъ, оно не таково, что по этому прекрасно, а по тому безобразно, либо иногда прекрасно, а иногда нѣтъ, либо для одного прекрасно, а для другаго безобразно, либо тамъ прекрасно, а здѣсь безобразно, либо однимъ прекрасно, а другимъ безобразно. Это прекрасное не будетъ представляться опять какъ бы какое лицо, или руки, или что другое причастное тѣлу, ни какъ мысль или знаніе, ни какъ сущее въ чемъ нибудь другомъ, — но какъ сущее само по себѣ, всегда съ собою одновидное». Такъ надобно судить и о прочихъ идеяхъ (Phaedon, p. 78, 79, 80 A, B; Tim. p. 28 A). Поэтому не удивительно, что Сократу казалось дѣломъ чудовищнымъ, если бы кто αὐτὰ τὰ ὅμοια ἀπέφαινεν ἀνόμοια γιγνόμενα ἢ τὰ ἀνόμοια ὅμοια, или, если бы кто въ единство либо множество, разсматриваемое само по себѣ, вводилъ противныя свойства. Это-то недоумѣніе въ отношеніи идей, когда вносятъ въ нихъ свойства противныя, или одной идеѣ, взятой по себѣ, приписываютъ ἓν καὶ πολλά, выражаетъ онъ въ словахъ: «Если объявляютъ, что самые роды и виды заключаютъ въ себѣ противныя свойства, — тутъ есть чему удивиться». Впрочемъ
ным, великое — малым, подобное — не подобным, и радоваться, что всегда, противоречишь на словах — это не есть какое-нибудь истинное обличение; тут виден новичок, только еще начинающий знакомиться с чем-либо существующим». Здесь последние слова особенно замечательны. Отвергнув подобные недостойные извороты, Сократ думает, что полезно было бы рассмотреть, входят или нет противные свойства в самые идеи; ибо этот вопрос так труден, что для решения его требуется ум почти божественный. Основания такого о нём мнения очевидны. Так как идеи, по Платону, просты и постоянны, то они должны быть чужды изменчивости и в своих свойствах. Это хорошо видно из описания идеи прекрасного, в Симпосионе (p. 211 A, B): «Прекрасное по природе, говорит Платон, во-первых, всегда существует и ни рождается, ни погибает, ни увеличивается, ни оскудевает; потом, оно не таково, что по этому прекрасно, а по тому безобразно, либо иногда прекрасно, а иногда нет, либо для одного прекрасно, а для другого безобразно, либо там прекрасно, а здесь безобразно, либо одним прекрасно, а другим безобразно. Это прекрасное не будет представляться опять как бы какое лицо, или руки, или что другое причастное телу, ни как мысль или знание, ни как сущее в чём-нибудь другом, — но как сущее само по себе, всегда с собою одновидное». Так надобно судить и о прочих идеях (Phaedon, p. 78, 79, 80 A, B; Tim. p. 28 A). Поэтому не удивительно, что Сократу казалось делом чудовищным, если бы кто αὐτὰ τὰ ὅμοια ἀπέφαινεν ἀνόμοια γιγνόμενα ἢ τὰ ἀνόμοια ὅμοια, или, если бы кто в единство либо множество, рассматриваемое само по себе, вводил противные свойства. Это-то недоумение в отношении идей, когда вносят в них свойства противные, или одной идее, взятой по себе, приписывают ἓν καὶ πολλά, выражает он в словах: «Если объявляют, что самые роды и виды заключают в себе противные свойства, — тут есть чему удивиться». Впрочем
