Прот. Съ чего?
Сокр. Мы, вѣроятно, говоримъ, что одно и многое, тожественно выражаемое словами, входитъ во все, въ каждую произносимую вещь, — входитъ всегда, и прежде и теперь. И оно какъ никогда не прекратится, такъ не началось и нынѣ; оно, мнѣ кажется, таково, что, по самому выраженію, есть какое-то безсмертное и несостарѣвающееся въ насъ свойство. Всякій только что ощутившій это юноша радуется, будто E. найденному имъ какому сокровищу мудрости, отъ удовольствія приходитъ въ восторгъ и весело направляетъ всѣ усилія либо къ тому, чтобы перебѣгать туда и сюда и все собирать въ одно, либо къ тому опять, чтобы все развивать и раздѣлять, и такимъ образомъ приводитъ въ затрудненіе 16. сперва особенно самого себя, а потомъ и ближняго, — юноша ли то будетъ, старецъ, или сверстникъ, — не щадя ни отца, ни матери и никого изъ слушателей, — не щадя почти и другихъ животныхъ, не только людей; тутъ нѣтъ пощады и никакому варвару, если только нужно откуда нибудь достать истолкователя.
Прот. Но не видишь ли, Сократъ, что насъ много и что всѣ мы молоды? Неужели же не боишься, какъ бы мы вмѣстѣ съ Филебомъ не напали на тебя съобща, когда будешь бранить насъ[1]? Впрочемъ, если есть способъ, позволяющій
- ↑ Здѣсь съ перваго взгляда не замѣтна связь словъ Протарха съ высказанными Сократомъ мыслями о важномъ значеніи τοῦ ἑνὸς καὶ τοῦ πολλοῦ въ жизни всѣхъ людей и всего существующаго. Чѣмъ въ этихъ словахъ могла быть возбуждена иронія Сократова собесѣдника, угрожающая сыну Софронискову насиліемъ? Что въ нихъ показалось Протарху бранью? — Извѣстно, что современнымъ Платону софистамъ очень много помогало въ составленіи софизмовъ это самое соединеніе τοῦ ἑνὸς καὶ τοῦ πολλοῦ въ одномъ и томъ же предметѣ, служившее такимъ образомъ какъ бы постоянною опорою эристики. Объ этомъ именно Сократъ упомянулъ выше, p. 14 D, и потомъ сказалъ, что ἓν καὶ πολλά, какъ начало познанія, не ведетъ ни къ какому познанію основательному, пока будетъ прилагаемо къ предметамъ чувственнымъ — къ міру явленій, что хотя оно проникаетъ во все и есть какъ бы что-то въ насъ божественное, но люди молодые, ощущая его присутствіе и принимая за сокровище мудрости одни его проявленія, рады бываютъ имъ, какъ находкѣ, и, не изслѣдывая его природы, спѣшатъ воспользоваться только его выраженіями для цѣ-
Прот. С чего?
Сокр. Мы, вероятно, говорим, что одно и многое, тожественно выражаемое словами, входит во всё, в каждую произносимую вещь, — входит всегда, и прежде и теперь. И оно как никогда не прекратится, так не началось и ныне; оно, мне кажется, таково, что, по самому выражению, есть какое-то бессмертное и несостаревающееся в нас свойство. Всякий только что ощутивший это юноша радуется, будто E. найденному им какому сокровищу мудрости, от удовольствия приходит в восторг и весело направляет все усилия либо к тому, чтобы перебегать туда и сюда и всё собирать в одно, либо к тому опять, чтобы всё развивать и разделять, и таким образом приводит в затруднение 16. сперва особенно самого себя, а потом и ближнего, — юноша ли то будет, старец, или сверстник, — не щадя ни отца, ни матери и никого из слушателей, — не щадя почти и других животных, не только людей; тут нет пощады и никакому варвару, если только нужно откуда-нибудь достать истолкователя.
Прот. Но не видишь ли, Сократ, что нас много и что все мы молоды? Неужели же не боишься, как бы мы вместе с Филебом не напали на тебя собща, когда будешь бранить нас[1]? Впрочем, если есть способ, позволяющий
——————
- ↑ Здесь с первого взгляда не заметна связь слов Протарха с высказанными Сократом мыслями о важном значении τοῦ ἑνὸς καὶ τοῦ πολλοῦ в жизни всех людей и всего существующего. Чем в этих словах могла быть возбуждена ирония Сократова собеседника, угрожающая сыну Софронискову насилием? Что в них показалось Протарху бранью? — Известно, что современным Платону софистам очень много помогало в составлении софизмов это самое соединение τοῦ ἑνὸς καὶ τοῦ πολλοῦ в одном и том же предмете, служившее таким образом как бы постоянною опорою эристики. Об этом именно Сократ упомянул выше, p. 14 D, и потом сказал, что ἓν καὶ πολλά, как начало познания, не ведет ни к какому познанию основательному, пока будет прилагаемо к предметам чувственным — к миру явлений, что хотя оно проникает во всё и есть как бы что-то в нас божественное, но люди молодые, ощущая его присутствие и принимая за сокровище мудрости одни его проявления, рады бывают им, как находке, и, не исследывая его природы, спешат воспользоваться только его выражениями для це-
