не говоритъ, — если совершенно необходимо говорящему высказывать что нибудь. Кромѣ того, не существующее, какъ мы теперь говоримъ, не имѣетъ никакихъ предикатовъ; поэтому нельзя приписать ему ничего такого, что есть, какъ напримѣръ, число, — относящееся къ положительно существующему. Значитъ, кто упоминаетъ о не сущемъ, какъ бы о чемъ-то одномъ, либо о не сущихъ, какъ бы о многихъ, ничего не говоритъ: ибо того, чего нѣтъ, нельзя ни схватить умомъ, ни удерживать мыслію. А еще удивительнѣе, — даже до нелѣпости, — то, что и сейчасъ сказанное нами никакъ не могло быть сказано о не сущемъ: ибо кто почитаетъ его неизъяснимымъ и невыразимымъ, тотъ этимъ самымъ уже полагаетъ оное и приписываетъ ему бытіе, и потому очень странно противорѣчитъ самъ себѣ (p. 235 B — 239 B).
По такому взгляду, ложное представленіе и заблужденіе невозможны; ибо коль скоро ложное представленіе должно давать нѣчто отличное отъ вещи, а въ природѣ ея нѣтъ ничего, что могло бы быть названо не существующимъ, то ложь и заблужденіе нигдѣ не имѣютъ мѣста. Если такъ, то софиста нельзя причислять и къ чародѣямъ. Впрочемъ, не должно отчаяваться: истинную его природу мы какъ нибудь изслѣдуемъ. Намъ предлежитъ опровергнуть положеніе Парменида, который совершенно отвергъ возможность существованія того, что не существуетъ. Вѣдь то, чего нѣтъ, нѣкоторымъ образомъ есть; и наоборотъ, того, что есть, нѣкоторымъ образомъ нѣтъ. Если мы докажемъ истинность этого положенія, то не останется никакого сомнѣнія, что ложное мнѣніе и ложныя сужденія возможны. И такъ, наляжемъ на это Парменидово ученіе, что нѣтъ ничего не существующаго, и что оно не можетъ нѣкоторымъ образомъ существовать (p. 239 C — 242 A).
Но, чтобы сдѣлать это въ порядкѣ, слѣдуетъ пересмотрѣть различныя мнѣнія философовъ о томъ, что̀ почитается существующимъ. Древніе философы не съ надлежащею отчетливостію занимались этимъ вопросомъ. Между ними были
не говорит, — если совершенно необходимо говорящему высказывать что-нибудь. Кроме того, не существующее, как мы теперь говорим, не имеет никаких предикатов; поэтому нельзя приписать ему ничего такого, что есть, как например, число, — относящееся к положительно существующему. Значит, кто упоминает о не сущем, как бы о чём-то одном, либо о не сущих, как бы о многих, ничего не говорит: ибо того, чего нет, нельзя ни схватить умом, ни удерживать мыслью. А еще удивительнее, — даже до нелепости, — то, что и сейчас сказанное нами никак не могло быть сказано о не сущем: ибо кто почитает его неизъяснимым и невыразимым, тот этим самым уже полагает оное и приписывает ему бытие, и потому очень странно противоречит сам себе (p. 235 B — 239 B).
По такому взгляду, ложное представление и заблуждение невозможны; ибо коль скоро ложное представление должно давать нечто отличное от вещи, а в природе её нет ничего, что могло бы быть названо не существующим, то ложь и заблуждение нигде не имеют места. Если так, то софиста нельзя причислять и к чародеям. Впрочем, не должно отчаяваться: истинную его природу мы как-нибудь исследуем. Нам предлежит опровергнуть положение Парменида, который совершенно отверг возможность существования того, что не существует. Ведь то, чего нет, некоторым образом есть; и наоборот, того, что есть, некоторым образом нет. Если мы докажем истинность этого положения, то не останется никакого сомнения, что ложное мнение и ложные суждения возможны. Итак, наляжем на это Парменидово учение, что нет ничего не существующего, и что оно не может некоторым образом существовать (p. 239 C — 242 A).
Но, чтобы сделать это в порядке, следует пересмотреть различные мнения философов о том, что̀ почитается существующим. Древние философы не с надлежащею отчетливостию занимались этим вопросом. Между ними были
