Ипп. Этому-то, Сократъ, кто сталъ бы противорѣчить?
C.Сокр. Но какъ скоро мы согласимся на это, — онъ засмѣется и спроситъ: помнишь ли, Сократъ, о чемъ тебя спрашивали? — Помню, скажу я, — о томъ, что̀ такое прекрасное. — Потомъ, когда спросили о прекрасномъ, что̀ такое оно, скажетъ онъ, ты отвѣчаешь, что оно, какъ самъ говоришь, не больше прекрасно, какъ и безобразно. — Выходитъ, скажу я. Или, что̀ присовѣтуешь мнѣ сказать, другъ мой?
Ипп. Я и самъ то же сказалъ бы. Вѣдь и дѣйствительно, человѣческій родъ, въ сравненіи съ богами-то, не прекрасенъ; онъ правду говоритъ.
Сокр. Если же я спросилъ бы тебя сначала, скажетъ онъ, D. что̀ есть прекрасное и постыдное, и ты отвѣтилъ бы мнѣ то же, что теперь; то правильно ли отвѣтилъ бы? Вѣдь тебѣ все еще кажется прекраснымъ то, чѣмъ украшается и отчего является прекраснымъ все другое, какъ скоро чему прираждается тотъ родъ, — будетъ ли это дѣвица, или конь, или лира?
Ипп. Да, конечно, Сократъ, если онъ этого-то требуетъ, — разумѣется, всего легче отвѣчать ему, что прекрасно то, чѣмъ украшается все прочее и отъ прирожденности чего все является E. прекраснымъ. Это, видно, человѣкъ самый глупый и ничего не знаетъ о прекрасныхъ пріобрѣтеніяхъ. Если ты отвѣтишь ему, что прекрасное, о которомъ онъ спрашиваетъ, есть не иное что, какъ золото, то онъ остолбенѣетъ и не рѣшится опровергать тебя: вѣдь всѣ мы знаемъ, что чему золото прираждается, то, хотя прежде и казалось постыднымъ, будучи украшено золотомъ, является прекраснымъ.
Сокр. Ты не испыталъ того человѣка, Иппіасъ: онъ очень упрямъ и ничего легко не принимаетъ.
Ипп. Такъ что же это, Сократъ? Вѣдь правильно сказанное 290. необходимо ему или принять, или, не принимая, быть смѣшнымъ.
Сокр. А все-таки этого-то отвѣта, почтеннѣйшій, онъ нетолько не приметъ, но еще сильно осмѣетъ меня, и спроситъ:
Ипп. Этому-то, Сократ, кто стал бы противоречить?
C.Сокр. Но как скоро мы согласимся на это, — он засмеется и спросит: помнишь ли, Сократ, о чём тебя спрашивали? — Помню, скажу я, — о том, что̀ такое прекрасное. — Потом, когда спросили о прекрасном, что̀ такое оно, скажет он, ты отвечаешь, что оно, как сам говоришь, не больше прекрасно, как и безобразно. — Выходит, скажу я. Или, что̀ присоветуешь мне сказать, друг мой?
Ипп. Я и сам то же сказал бы. Ведь и действительно, человеческий род, в сравнении с богами-то, не прекрасен; он правду говорит.
Сокр. Если же я спросил бы тебя сначала, скажет он, D. что̀ есть прекрасное и постыдное, и ты ответил бы мне то же, что теперь; то правильно ли ответил бы? Ведь тебе всё еще кажется прекрасным то, чем украшается и отчего является прекрасным всё другое, как скоро чему прирождается тот род, — будет ли это девица, или конь, или лира?
Ипп. Да, конечно, Сократ, если он этого-то требует, — разумеется, всего легче отвечать ему, что прекрасно то, чем украшается всё прочее и от прирожденности чего всё является E. прекрасным. Это, видно, человек самый глупый и ничего не знает о прекрасных приобретениях. Если ты ответишь ему, что прекрасное, о котором он спрашивает, есть не иное что, как золото, то он остолбенеет и не решится опровергать тебя: ведь все мы знаем, что чему золото прирождается, то, хотя прежде и казалось постыдным, будучи украшено золотом, является прекрасным.
Сокр. Ты не испытал того человека, Иппиас: он очень упрям и ничего легко не принимает.
Ипп. Так что же это, Сократ? Ведь правильно сказанное 290. необходимо ему или принять, или, не принимая, быть смешным.
Сокр. А всё-таки этого-то ответа, почтеннейший, он нетолько не примет, но еще сильно осмеет меня, и спросит:
