тіе о прекрасномъ возводится у Платона выше всѣхъ категорій человѣческаго мышленія и выводится непосредственно изъ идеи добра. Clement. Alexandr. Strom. V, p. 705, ed. Pott. Phileb. p. 64 sq.
Чрезъ опроверженіе втораго мнѣнія о прекрасномъ, т. е. чрезъ доказательство, что прекрасное не есть полезное, Иппіасъ приходитъ въ крайнее недоумѣніе и сознается, что въ настоящую минуту не можетъ представить, въ чемъ бы еще надлежало полагать природу прекраснаго; но еслибы онъ поразсудилъ, говоритъ, объ этомъ наединѣ — самъ съ собою, то вѣрно, придумалъ бы и осязательно показалъ, что̀ есть прекрасное. Однакожъ Сократъ, не надѣясь услышать отъ него ничего дѣльнаго и въ будущемъ, предлагаетъ ему на обсужденіе новое понятіе о прекрасномъ, и спрашиваетъ, не состоитъ ли оно въ удовольствіи, получаемомъ чрезъ зрѣніе и слухъ. Иппіасу это предположеніе понравилось тѣмъ болѣе, что льстило всегдашнему стремленію софистовъ къ чувственнымъ наслажденіямъ; но Сократъ не даетъ ему остановиться на такомъ взглядѣ и тотчасъ замѣчаетъ, что этимъ своимъ опредѣленіемъ прекрасное уничтожаетъ удовольствія, пріобрѣтаемыя не чрезъ зрѣніе и не чрезъ слухъ, и совсѣмъ забываетъ о тѣхъ, которыя не подходятъ ни подъ одинъ изъ чувственныхъ органовъ, каковыя, напримѣръ, получаются въ области наукъ, словесныхъ произведеній, гражданскихъ законовъ и проч. Притомъ, хотя бы мы и допустили, говоритъ, что прекрасное состоитъ въ удовольствіи, пріобрѣтаемомъ только чрезъ зрѣніе и слухъ, все еще не были бы въ состояніи примирить это понятіе даже съ самимъ собою. Удовольствіе отъ удовольствія, по своей природѣ, отличаться не можетъ; слѣдовательно, источникомъ удовольствій должны быть не зрѣніе и слухъ, которые, по устройству различны, а что-нибудь другое, общее обоимъ родамъ удовольствія. Въ этомъ-то общемъ и надлежало бы поставлять прекрасное. Но въ удовольствіи, поколику оно разсматривается какъ нѣчто общее, заключающееся въ частныхъ видахъ удовольствія, прекрасное содержаться не мо-
тие о прекрасном возводится у Платона выше всех категорий человеческого мышления и выводится непосредственно из идеи добра. Clement. Alexandr. Strom. V, p. 705, ed. Pott. Phileb. p. 64 sq.
Чрез опровержение второго мнения о прекрасном, т. е. чрез доказательство, что прекрасное не есть полезное, Иппиас приходит в крайнее недоумение и сознается, что в настоящую минуту не может представить, в чём бы еще надлежало полагать природу прекрасного; но если бы он порассудил, говорит, об этом наедине — сам с собою, то верно, придумал бы и осязательно показал, что̀ есть прекрасное. Однакож Сократ, не надеясь услышать от него ничего дельного и в будущем, предлагает ему на обсуждение новое понятие о прекрасном, и спрашивает, не состоит ли оно в удовольствии, получаемом чрез зрение и слух. Иппиасу это предположение понравилось тем более, что льстило всегдашнему стремлению софистов к чувственным наслаждениям; но Сократ не дает ему остановиться на таком взгляде и тотчас замечает, что этим своим определением прекрасное уничтожает удовольствия, приобретаемые не чрез зрение и не чрез слух, и совсем забывает о тех, которые не подходят ни под один из чувственных органов, каковые, например, получаются в области наук, словесных произведений, гражданских законов и проч. Притом, хотя бы мы и допустили, говорит, что прекрасное состоит в удовольствии, приобретаемом только чрез зрение и слух, всё еще не были бы в состоянии примирить это понятие даже с самим собою. Удовольствие от удовольствия, по своей природе, отличаться не может; следовательно, источником удовольствий должны быть не зрение и слух, которые, по устройству различны, а что-нибудь другое, общее обоим родам удовольствия. В этом-то общем и надлежало бы поставлять прекрасное. Но в удовольствии, поколику оно рассматривается как нечто общее, заключающееся в частных видах удовольствия, прекрасное содержаться не мо-
