что зрѣніе и зримое нуждаются? — Какъ? — Пусть въ очахъ будетъ зрѣніе, и имѣющій его желалъ бы воспользоваться имъ: но хотя бы очамъ и присущи были цвѣта̀, — если не привзойдетъ третій, особенно къ тому назначенный родъ, — E. зрѣніе, знаешь, ничего не увидитъ, и цвѣта̀ останутся незримыми. — О чемъ же это говоришь ты? спросилъ онъ. — О томъ именно, что̀ ты называешь свѣтомъ, отвѣчалъ я. — Справедливо, сказалъ онъ. — Стало-быть, немаловажна идея — чувство зрѣнія и сила быть зримымъ: онѣ сочетались[1] такимъ 508. союзомъ, который цѣннѣе другихъ союзовъ, если только свѣтъ можетъ быть оцѣняемъ. — Конечно, далеко не можетъ, сказалъ онъ. — Такъ кого же изъ небесныхъ боговъ признаешь ты господствующею причиною, по которой свѣтъ дѣлаетъ то, что зрѣніе у насъ прекрасно видитъ, а зримое видится? — Того же, кого и ты, и другіе, сказалъ онъ: явно, что спрашиваешь о солнцѣ. — Не прирождено ли[2] наше зрѣніе къ этому богу? — Какъ? — Солнце не есть ни зрѣніе само по себѣ, ни то, въ чемъ оно находится, и что мы называемъ глазомъ. — Конечно нѣтъ. — Глазъ есть только солнцеобразнѣйшее, думаю, B. изъ чувственныхъ орудій. — И очень. — Такъ и сила, которую имѣетъ это орудіе, не получается ли какбы хранящаяся въ немъ, въ видѣ истеченія? — Безъ сомнѣнія. — Слѣдовательно, и солнце, хотя оно не зрѣніе, не есть ли причина зрѣнія, которымъ само усматривается? — Такъ, сказалъ онъ. — Полагай же, примолвилъ я, что это-то называется у меня порожденіемъ блага, поколику оно родило подобное себѣ благо. Что значитъ C. самое благо въ мѣстѣ мыслимомъ по отношенію къ уму и къ умосозерцаемому: то же значитъ и солнце въ мѣстѣ видимомъ по отношенію къ зрѣнію и къ зримому. — Какъ? спросилъ онъ; раскрой мнѣ это. — Глаза, продолжалъ я, когда направляютъ ихъ
- ↑ Они сочетались, разумѣется: сочетались τὸ ἀκούειν καὶ τὸ ἀκούεσθαι, τὸ ὁρᾶν καὶ τὸ ὁρᾶσθαι, а не зрѣніе и свѣтъ. Поэтому и выше ἡ τοῦ ὁρᾶσθαι δύναμις относится не къ свѣту, а къ предмету, имѣющему способность быть видимымъ.
- ↑ Не прирождено ли, ἇρ᾿ οὗν πέφυκεν, — то-есть не условливается ли наше зрѣніе этимъ богомъ?
что зрение и зримое нуждаются? — Как? — Пусть в очах будет зрение, и имеющий его желал бы воспользоваться им: но хотя бы очам и присущи были цвета̀, — если не привзойдет третий, особенно к тому назначенный род, — E. зрение, знаешь, ничего не увидит, и цвета̀ останутся незримыми. — О чём же это говоришь ты? спросил он. — О том именно, что̀ ты называешь светом, отвечал я. — Справедливо, сказал он. — Стало быть, немаловажна идея — чувство зрения и сила быть зримым: они сочетались[1] таким 508. союзом, который ценнее других союзов, если только свет может быть оценяем. — Конечно, далеко не может, сказал он. — Так кого же из небесных богов признаешь ты господствующею причиною, по которой свет делает то, что зрение у нас прекрасно видит, а зримое видится? — Того же, кого и ты, и другие, сказал он: явно, что спрашиваешь о солнце. — Не прирождено ли[2] наше зрение к этому богу? — Как? — Солнце не есть ни зрение само по себе, ни то, в чём оно находится, и что мы называем глазом. — Конечно нет. — Глаз есть только солнцеобразнейшее, думаю, B. из чувственных орудий. — И очень. — Так и сила, которую имеет это орудие, не получается ли как бы хранящаяся в нём, в виде истечения? — Без сомнения. — Следовательно, и солнце, хотя оно не зрение, не есть ли причина зрения, которым само усматривается? — Так, сказал он. — Полагай же, примолвил я, что это-то называется у меня порождением блага, поколику оно родило подобное себе благо. Что значит C. самое благо в месте мыслимом по отношению к уму и к умосозерцаемому: то же значит и солнце в месте видимом по отношению к зрению и к зримому. — Как? спросил он; раскрой мне это. — Глаза, продолжал я, когда направляют их
————————————
- ↑ Они сочетались, разумеется: сочетались τὸ ἀκούειν καὶ τὸ ἀκούεσθαι, τὸ ὁρᾶν καὶ τὸ ὁρᾶσθαι, а не зрение и свет. Поэтому и выше ἡ τοῦ ὁρᾶσθαι δύναμις относится не к свету, а к предмету, имеющему способность быть видимым.
- ↑ Не прирождено ли, ἇρ᾿ οὗν πέφυκεν, — то есть не условливается ли наше зрение этим богом?
