жую почву иноземныя растенія. Итакъ, теперь возникаетъ вопросъ: какимъ образомъ въ предначертанномъ государствѣ воспитывать и поддерживать любовь къ философіи, чтобы она мало по малу не ослабѣла и не повредилась? Съ философіею надобно обращаться совсѣмъ не такъ, какъ съ нею обращаются. Нынѣ юноши приступаютъ къ философіи рано и занимаются ею слегка, возмужавъ же, спѣшатъ къ другимъ дѣламъ, а философію оставляютъ. Стражи государства должны идти другимъ путемъ. Начало своихъ занятій поведутъ они отъ тѣхъ наукъ, которыя приличны нѣжному ихъ возрасту; потомъ, когда укрѣпятся силы ихъ духа и тѣла, они будутъ заниматься тѣмъ, что соотвѣтственно мужескому ихъ развитію; а какъ скоро наступитъ возрастъ преклонный и тѣлесная крѣпость начнетъ упадать, они, оставивъ общественныя дѣла, совершенно предадутся философіи и будутъ стараться только о томъ, чтобы и жизнь окончить благополучно, и послѣ смерти получить достойный своей добродѣтели жребій. P. 497 A. — 498 C.
Этотъ способъ, конечно, не понравится многимъ, но противники должны всячески дознать его пользу. Что они отвергнутъ его, — это неудивительно; потому что никогда не видѣли ни устроеннаго такимъ образомъ, ни столь ясно описаннаго государства, а еще менѣе могли видѣть когда-нибудь въ столь совершенномъ обществѣ столь совершеннаго по добродѣтелямъ его правителя. Къ этому надобно присовокупить, что многіе, мало заботясь объ изслѣдованіи истины, услаждаются болѣе хитросплетеніемъ, блескомъ и пышностію рѣчи. Хотя мы и предвидѣли, что все это не будетъ ладить съ ходячею мыслію; однакожъ, возбуждаясь любовію къ истинѣ, осмѣлились свободно произнесть, что общество не прежде будетъ наслаждаться счастіемъ, какъ тогда, когда въ немъ или философы будутъ царствовать, или цари философствовать. И наше убѣжденіе таково, что это возможно. Нѣтъ сомнѣнія, что даже и народная толпа, если, отвергнувъ предразсудки, пойметъ она достоинство и превосходство философіи, — одобритъ наши мысли. Вѣдь виновники ея ненависти и вражды противъ философствованія не другой кто, какъ тѣ, которые, по своему про-
жую почву иноземные растения. Итак, теперь возникает вопрос: каким образом в предначертанном государстве воспитывать и поддерживать любовь к философии, чтобы она мало-помалу не ослабела и не повредилась? С философиею надобно обращаться совсем не так, как с нею обращаются. Ныне юноши приступают к философии рано и занимаются ею слегка, возмужав же, спешат к другим делам, а философию оставляют. Стражи государства должны идти другим путем. Начало своих занятий поведут они от тех наук, которые приличны нежному их возрасту; потом, когда укрепятся силы их духа и тела, они будут заниматься тем, что соответственно мужескому их развитию; а как скоро наступит возраст преклонный и телесная крепость начнет упадать, они, оставив общественные дела, совершенно предадутся философии и будут стараться только о том, чтобы и жизнь окончить благополучно, и после смерти получить достойный своей добродетели жребий. P. 497 A. — 498 C.
Этот способ, конечно, не понравится многим, но противники должны всячески дознать его пользу. Что они отвергнут его, — это неудивительно; потому что никогда не видели ни устроенного таким образом, ни столь ясно описанного государства, а еще менее могли видеть когда-нибудь в столь совершенном обществе столь совершенного по добродетелям его правителя. К этому надобно присовокупить, что многие, мало заботясь об исследовании истины, услаждаются более хитросплетением, блеском и пышностью речи. Хотя мы и предвидели, что всё это не будет ладить с ходячею мыслью; однакож, возбуждаясь любовью к истине, осмелились свободно произнесть, что общество не прежде будет наслаждаться счастьем, как тогда, когда в нём или философы будут царствовать, или цари философствовать. И наше убеждение таково, что это возможно. Нет сомнения, что даже и народная толпа, если, отвергнув предрассудки, поймет она достоинство и превосходство философии, — одобрит наши мысли. Ведь виновники её ненависти и вражды против философствования не другой кто, как те, которые, по своему про-
