нибудь боговъ, надобно намъ стараться стяжать мудрость и добродѣтель, и потомъ уже, хорошо понявъ, въ чемъ именно заключается наша польза, обращаться къ богамъ съ молитвою объ истинно-полезномъ, чтобы чрезъ то сдѣлаться имъ благоугодными. Положивъ въ основаніе эту посылку, онъ могъ далѣе доказывать, что то полезное, въ которомъ, какъ въ полезномъ, нельзя сомнѣваться, есть честное и прекрасное, и отсюда заключать, что молитвы наши несомнѣнно благоугодны богамъ тогда, когда мы молимся о честномъ и похвальномъ; прочее же, для того или другаго признаваемое полезнымъ, надобно предоставить волѣ боговъ. Всему этому Сократъ могъ учить, такъ какъ тему сихъ мыслей повторяли еще Пиѳагорейцы: οὐκ ἐᾶ εὔχεσθαι ὑπὲρ ἑαυτῶν, διὰ τὸ μἠ εἰδέναι τὸ συμφέρον (Diog. Laert. VIII, 9), или одинъ комикъ: μή μοι γένοιθ᾽ ἃ βούλομαι, ἀλλ᾽ ἃ σνμφέρει. Но обработка и изложеніе содержанія въ этомъ разговорѣ далеко не платоновскія. Мы видимъ, что «Алкивіадъ» первый и второй во многомъ сходны между собою (сравн. p. 141 A. 148 A. съ Алкив. 1 p. 105 A; 145 B. съ Алк. 1 107 E. 108 A; 145 D. съ Алк. 1 p. 108 B слл.). Однакожъ во «второмъ Алкивіадѣ» встрѣчается много особенностей и отступленій отъ «Алкивіада перваго», какъ въ языкѣ, такъ и въ мысляхъ. Здѣсь, напримѣръ, Сократъ является уже не такимъ строгимъ и взыскательнымъ учителемъ, какъ тамъ; да и Алкивіадъ говоритъ рѣшительнѣе и даже осмѣливается противорѣчить Сократу, чего тамъ не замѣчается. 143 A. C. 147 B. Лакедемонъ, по «первому Алкивіаду» — 122 D — самый богатый городъ въ Элладѣ, а по второму — 149 A, — въ отношеніи къ богатству, онъ равняется Аѳинамъ. Въ «первомъ Алкивіадѣ» все направлено къ самопознанію; а во второмъ главное дѣло — познаніе наилучшаго. Притомъ въ этомъ послѣднемъ разговорѣ утверждаются нѣкоторыя мысли, вовсе не платоновскія: напримѣръ, добро и знаніе противуполагаются одно другому такъ, что незнаніе часто бываетъ лучше знанія. Нельзя не замѣтить также, что изслѣдованіе въ «Алки-
нибудь богов, надобно нам стараться стяжать мудрость и добродетель, и потом уже, хорошо поняв, в чём именно заключается наша польза, обращаться к богам с молитвою об истинно-полезном, чтобы чрез то сделаться им благоугодными. Положив в основание эту посылку, он мог далее доказывать, что то полезное, в котором, как в полезном, нельзя сомневаться, есть честное и прекрасное, и отсюда заключать, что молитвы наши несомненно благоугодны богам тогда, когда мы молимся о честном и похвальном; прочее же, для того или другого признаваемое полезным, надобно предоставить воле богов. Всему этому Сократ мог учить, так как тему сих мыслей повторяли еще Пифагорейцы: οὐκ ἐᾶ εὔχεσθαι ὑπὲρ ἑαυτῶν, διὰ τὸ μἠ εἰδέναι τὸ συμφέρον (Diog. Laert. VIII, 9), или один комик: μή μοι γένοιθ᾽ ἃ βούλομαι, ἀλλ᾽ ἃ σνμφέρει. Но обработка и изложение содержания в этом разговоре далеко не платоновские. Мы видим, что «Алкивиад» первый и второй во многом сходны между собою (сравн. p. 141 A. 148 A. с Алкив. 1 p. 105 A; 145 B. с Алк. 1 107 E. 108 A; 145 D. с Алк. 1 p. 108 B слл.). Однакож во «втором Алкивиаде» встречается много особенностей и отступлений от «Алкивиада первого», как в языке, так и в мыслях. Здесь, например, Сократ является уже не таким строгим и взыскательным учителем, как там; да и Алкивиад говорит решительнее и даже осмеливается противоречить Сократу, чего там не замечается. 143 A. C. 147 B. Лакедемон, по «первому Алкивиаду» — 122 D — самый богатый город в Элладе, а по второму — 149 A, — в отношении к богатству, он равняется Афинам. В «первом Алкивиаде» всё направлено к самопознанию; а во втором главное дело — познание наилучшего. Притом в этом последнем разговоре утверждаются некоторые мысли, вовсе не платоновские: например, добро и знание противуполагаются одно другому так, что незнание часто бывает лучше знания. Нельзя не заметить также, что исследование в «Алки-
