скаго народа и для другихъ по городамъ народовъ, E. состоящихъ изъ людей свободныхъ? Что̀ такое у насъ эта риторика? Кажется ли тебѣ, что риторы всегда говорятъ для наилучшаго и мѣтятъ на то, какъ бы гражданъ, посредствомъ своихъ рѣчей, сдѣлать наилучшими? или они такъ же стремятся угождать гражданамъ и, ради частной своей пользы, уничижая благо общее, бесѣдуютъ съ народами, какъ съ дѣтьми, и стараются только доставлять имъ удовольствіе, а лучшими ли чрезъ то сдѣлаются они, или худшими, нисколько не заботятся?
Калл. Этотъ вопросъ твой еще не простъ: потому что 503. есть риторы, которые, что ни говорятъ, говорятъ по благопопечительности о народѣ; а есть и такіе, какихъ разумѣешь ты.
Сокр. Довольно. Какъ скоро и тутъ — два рода; то одинъ изъ нихъ вѣроятно — ласкательство и постыдное краснобайство, а другой — дѣло прекрасное, направляющееся къ тому, чтобы души гражданъ оказались наилучшими: это — усиліе говорить о вещахъ наилучшихъ, пріятно ли то будетъ слушателямъ, или не пріятно. Но подобной риторики ты B. никогда не знавалъ; а если о такомъ риторѣ можешь сказать, то почему не объявишь и мнѣ, кто онъ?
Калл. Да, клянусь Зевсомъ, я не могу указать тебѣ ни на одного изъ нынѣшнихъ риторовъ.
Сокр. Что жъ? а изъ древнихъ можешь ли указать на какого-нибудь, чрезъ котораго Аѳиняне, какъ скоро онъ началъ ораторствовать, имѣли причину сдѣлаться лучшими, тогда какъ прежде были хуже? Я-то, по правдѣ, не знаю, кто былъ бы таковъ.
Калл. Какъ? развѣ не слыхалъ о доблестномъ мужѣ C. Ѳемистоклѣ, о Кимонѣ, Мильтіадѣ и Периклѣ, который умеръ[1] недавно и котораго самъ ты слушалъ?
- ↑ Такъ какъ этотъ разговоръ представляется происходившимъ еще при жизни Архелая, то отъ времени смерти Перикла тогда надлежало считать около двадцати трехъ лѣтъ.
скаго народа и для других по городам народов, E. состоящих из людей свободных? Что̀ такое у нас эта риторика? Кажется ли тебе, что риторы всегда говорят для наилучшего и метят на то, как бы граждан, посредством своих речей, сделать наилучшими? или они так же стремятся угождать гражданам и, ради частной своей пользы, уничижая благо общее, беседуют с народами, как с детьми, и стараются только доставлять им удовольствие, а лучшими ли чрез то сделаются они, или худшими, нисколько не заботятся?
Калл. Этот вопрос твой еще не прост: потому что 503. есть риторы, которые, что ни говорят, говорят по благопопечительности о народе; а есть и такие, каких разумеешь ты.
Сокр. Довольно. Как скоро и тут — два рода; то один из них вероятно — ласкательство и постыдное краснобайство, а другой — дело прекрасное, направляющееся к тому, чтобы души граждан оказались наилучшими: это — усилие говорить о вещах наилучших, приятно ли то будет слушателям, или не приятно. Но подобной риторики ты B. никогда не знавал; а если о таком риторе можешь сказать, то почему не объявишь и мне, кто он?
Калл. Да, клянусь Зевсом, я не могу указать тебе ни на одного из нынешних риторов.
Сокр. Что ж? а из древних можешь ли указать на какого-нибудь, чрез которого Афиняне, как скоро он начал ораторствовать, имели причину сделаться лучшими, тогда как прежде были хуже? Я-то, по правде, не знаю, кто был бы таков.
Калл. Как? разве не слыхал о доблестном муже C. Фемистокле, о Кимоне, Мильтиаде и Перикле, который умер[1] недавно и которого сам ты слушал?
————————————
- ↑ Так как этот разговор представляется происходившим еще при жизни Архелая, то от времени смерти Перикла тогда надлежало считать около двадцати трех лет.
