Калл. Изволь, говорю, что человѣкъ чешущійся можетъ жить пріятно.
Сокр. А если пріятно, то и счастливо?
Калл. Конечно.
E.Сокр. Тогда ли только, когда у него чешется голова, или и еще о чемъ-нибудь спросить тебя? Смотри, Калликлъ, что̀ будешь ты отвѣчать, если кто-либо вздумаетъ спрашивать тебя по порядку о всемъ, что̀ находится въ связи съ этимъ? Вѣдь отсюда главное слѣдствіе — то, что эта жизнь грязныхъ развратниковъ и неужасна, и непостыдна, и нежалка. Но осмѣлишься ли назвать ихъ счастливыми, если у нихъ много того, что̀ имъ требуется?
Калл. Не стыдно ли тебѣ, Сократъ, наклонять разговоръ къ такимъ предметамъ!
Сокр. Да къ этому направляю его, благородный Калликлъ, развѣ я, а не тотъ, кто прямо такъ и утверждаетъ, что люди радующіеся, только бы радовались, суть люди 495. счастливые, не ограничивая, какія удовольствія хороши и какія дурны? Скажи-ка еще: пріятное и доброе — одно ли и то же, или между удовольствіями бываютъ и такія, которыхъ нельзя назвать добромъ?
Калл. Чтобы моя рѣчь не опровергала сама себя, если въ пріятномъ и добромъ найду различіе, — я называю ихъ однимъ и тѣмъ же.
Сокр. Ты портишь прежній разговоръ, Калликлъ, и уже не можешь удовлетворительно изслѣдывать со мною предметъ, если говоришь вопреки собственному убѣжденію.
B.Калл. Но вѣдь и ты, Сократъ.
Сокр. Да, и я не правъ, если это дѣлаю, и ты. Однако согласись, почтеннѣйшій, что добро состоитъ не въ томъ, чтобы непремѣнно радоваться. Вѣдь если это такъ, то вотъ и теперь уже вошло много намековъ на вещи постыдныя, а можно ввесть еще болѣе.
Калл. Какъ тебѣ угодно, Сократъ.
Сокр. Ты въ самомъ дѣлѣ утверждаешь это, Калликлъ?
Калл. Изволь, говорю, что человек чешущийся может жить приятно.
Сокр. А если приятно, то и счастливо?
Калл. Конечно.
E.Сокр. Тогда ли только, когда у него чешется голова, или и еще о чём-нибудь спросить тебя? Смотри, Калликл, что̀ будешь ты отвечать, если кто-либо вздумает спрашивать тебя по порядку о всём, что̀ находится в связи с этим? Ведь отсюда главное следствие — то, что эта жизнь грязных развратников и неужасна, и непостыдна, и нежалка. Но осмелишься ли назвать их счастливыми, если у них много того, что̀ им требуется?
Калл. Не стыдно ли тебе, Сократ, наклонять разговор к таким предметам!
Сокр. Да к этому направляю его, благородный Калликл, разве я, а не тот, кто прямо так и утверждает, что люди радующиеся, только бы радовались, суть люди 495. счастливые, не ограничивая, какие удовольствия хороши и какие дурны? Скажи-ка еще: приятное и доброе — одно ли и то же, или между удовольствиями бывают и такие, которых нельзя назвать добром?
Калл. Чтобы моя речь не опровергала сама себя, если в приятном и добром найду различие, — я называю их одним и тем же.
Сокр. Ты портишь прежний разговор, Калликл, и уже не можешь удовлетворительно исследывать со мною предмет, если говоришь вопреки собственному убеждению.
B.Калл. Но ведь и ты, Сократ.
Сокр. Да, и я не прав, если это делаю, и ты. Однако согласись, почтеннейший, что добро состоит не в том, чтобы непременно радоваться. Ведь если это так, то вот и теперь уже вошло много намеков на вещи постыдные, а можно ввесть еще более.
Калл. Как тебе угодно, Сократ.
Сокр. Ты в самом деле утверждаешь это, Калликл?
