ныя искуства, какъ виды одного и того же ласкательства, отличаются отъ подлинныхъ своею безотчетностію, или незнаніемъ причины своихъ дѣйствій, а потому и не заслуживаютъ имени искуствъ, равно какъ и тѣмъ, что доставляютъ людямъ удовольствіе, тогда какъ подлинныя заботятся объ ихъ улучшеніи (461 B — 466). На этихъ страницахъ разговора устанавливается положительное понятіе Сократа о софистической риторикѣ, или тема, которую въ дальнѣйшемъ ходѣ бесѣды онъ долженъ защитить отъ возраженій и чрезъ то раскрыть основную свою мысль во всѣхъ ея подробностяхъ.
Слыша, что Сократъ подвелъ риторику подъ категорію занятій ласкательствующихъ, Полосъ намѣревается опровергнуть его положеніе и спрашиваетъ: неужели риторы считаются въ городѣ людьми презрѣнными и неимѣющими никакой силы, тогда какъ они и умерщвляютъ, кого хотятъ, и изгоняютъ изъ города, кого покажется? На этотъ вопросъ Сократъ отвѣчаетъ, что въ городѣ въ самомъ дѣлѣ они не имѣютъ никакой силы, если имѣть силу есть нѣчто доброе для сильнаго. Полосъ, не вникнувъ въ значеніе и важность прибавленнаго условія, тотчасъ соглашается на него и этимъ подаетъ Сократу основаніе для доказанія той истины, что софисты въ городѣ дѣйствительно ничтожны; ибо, замѣтивъ въ вопросѣ Полоса два неоднозначущихъ выраженія: умерщвляютъ, кого хотятъ, и изгоняютъ, кого покажется, которыя онъ произнесъ, какъ однозначущія, Сократъ говоритъ, что риторы ничего почти не дѣлаютъ, что̀ имъ кажется, какъ наилучшее, и умозаключаетъ такъ: дѣлающій что-нибудь для чего-нибудь хочетъ не того, что̀ дѣлаетъ, а того, для чего дѣлаетъ. То, для чего онъ дѣлаетъ, есть добро; а то, что̀ дѣлаетъ для чего-нибудь, не есть ни добро, ни зло. Но убиваніе, или высыланіе изъ города есть только то, что̀ дѣлается, а не то, для чего дѣлается. Слѣдовательно убиваніе, или высыланіе изъ города не есть ни добро, ни зло. Стало быть, риторы дѣлаютъ не то, чего хотятъ, а то, что̀ имъ кажется: они могутъ совершать зло вмѣсто добра и добро вмѣ-
ные искусства, как виды одного и того же ласкательства, отличаются от подлинных своею безотчетностью, или незнанием причины своих действий, а потому и не заслуживают имени искусств, равно как и тем, что доставляют людям удовольствие, тогда как подлинные заботятся об их улучшении (461 B — 466). На этих страницах разговора устанавливается положительное понятие Сократа о софистической риторике, или тема, которую в дальнейшем ходе беседы он должен защитить от возражений и чрез то раскрыть основную свою мысль во всех её подробностях.
Слыша, что Сократ подвел риторику под категорию занятий ласкательствующих, Полос намеревается опровергнуть его положение и спрашивает: неужели риторы считаются в городе людьми презренными и неимеющими никакой силы, тогда как они и умерщвляют, кого хотят, и изгоняют из города, кого покажется? На этот вопрос Сократ отвечает, что в городе в самом деле они не имеют никакой силы, если иметь силу есть нечто доброе для сильного. Полос, не вникнув в значение и важность прибавленного условия, тотчас соглашается на него и этим подает Сократу основание для доказания той истины, что софисты в городе действительно ничтожны; ибо, заметив в вопросе Полоса два неоднозначущих выражения: умерщвляют, кого хотят, и изгоняют, кого покажется, которые он произнес, как однозначущие, Сократ говорит, что риторы ничего почти не делают, что̀ им кажется, как наилучшее, и умозаключает так: делающий что-нибудь для чего-нибудь хочет не того, что̀ делает, а того, для чего делает. То, для чего он делает, есть добро; а то, что̀ делает для чего-нибудь, не есть ни добро, ни зло. Но убивание, или высылание из города есть только то, что̀ делается, а не то, для чего делается. Следовательно убивание, или высылание из города не есть ни добро, ни зло. Стало быть, риторы делают не то, чего хотят, а то, что̀ им кажется: они могут совершать зло вместо добра и добро вме-
