Сокр. А хочешь ли, я доставлю тебѣ это удовольствіе?
Мен. И очень.
Сокр. Но согласишься ли и ты сказать мнѣ о добродѣтели?
Мен. Соглашусь.
Сокр. Такъ надобно постараться; — да и стоитъ.
Мен. Безъ сомнѣнія.
Сокр. Хорошо; попытаемся же сказать тебѣ, что такое фигура. Смотри не примешь ли слѣдующаго: фигура, положимъ, есть то, что одно изъ сущаго всегда слѣдуетъ за цвѣтомъ. Довольно ли для тебя, или потребуешь какого-нибудь другаго опредѣленія? Я былъ бы радъ, еслибы ты хоть такъ опредѣлилъ мнѣ добродѣтель.
C.Мен. Но вѣдь это-то, Сократъ, простовато.
Сокр. Какъ?
Мен. По твоимъ словамъ, фигура есть то, что всегда слѣдуетъ за цвѣтомъ; — положимъ: но еслибы кто сказалъ, что онъ не знаетъ цвѣта и сомнѣвается въ немъ такъ же, какъ и въ фигурѣ, — что отвѣтилъ бы ты ему?
Сокр. Отвѣтилъ бы правду. Когда вопрошатель былъ бы изъ числа мудрецовъ, любящихъ спорить и состязаться, D. — я сказалъ бы ему, что это дѣйствительно мои слова, и если онѣ несправедливы, — твое дѣло войти въ разговоръ и опровергнуть ихъ. А когда собесѣдники захотятъ разговаривать дружески, какъ я и ты, — имъ надобно отвѣчать на вопросы спокойнѣе и согласнѣе съ діалектикою[1]; діалектика же, вѣроятно, требуетъ, чтобы отвѣты были нетолько справедливы, E. но и въ связи съ понятіями вопрошателя. Вотъ и я постараюсь говорить съ тобою такимъ образомъ. Отвѣчай-ка
- ↑ Разговоръ діалектическій здѣсь, какъ и въ Теэтетѣ (167 E), противуполагается просто ученому спору τῶν ἐριστικῶν καὶ ἀγωνιστίκῶν: потому что въ первомъ собесѣдники говорятъ дружески, выслушиваютъ одинъ другаго и соблюдаютъ всѣ правила діалектики; напротивъ во второмъ всякій имѣетъ въ виду только свое положеніе, не обращаетъ вниманія на мнѣнія другихъ, и не заботится ни о вѣрности опредѣленій, ни о точности раздѣленій, произносимыхъ собесѣдникомъ. Эристика основывается на эгоизмѣ, діалектика — на любви къ истинѣ.
Сокр. А хочешь ли, я доставлю тебе это удовольствие?
Мен. И очень.
Сокр. Но согласишься ли и ты сказать мне о добродетели?
Мен. Соглашусь.
Сокр. Так надобно постараться; — да и стоит.
Мен. Без сомнения.
Сокр. Хорошо; попытаемся же сказать тебе, что такое фигура. Смотри не примешь ли следующего: фигура, положим, есть то, что одно из сущего всегда следует за цветом. Довольно ли для тебя, или потребуешь какого-нибудь другого определения? Я был бы рад, если бы ты хоть так определил мне добродетель.
C.Мен. Но ведь это-то, Сократ, простовато.
Сокр. Как?
Мен. По твоим словам, фигура есть то, что всегда следует за цветом; — положим: но если бы кто сказал, что он не знает цвета и сомневается в нём так же, как и в фигуре, — что ответил бы ты ему?
Сокр. Ответил бы правду. Когда вопрошатель был бы из числа мудрецов, любящих спорить и состязаться, D. — я сказал бы ему, что это действительно мои слова, и если они несправедливы, — твое дело войти в разговор и опровергнуть их. А когда собеседники захотят разговаривать дружески, как я и ты, — им надобно отвечать на вопросы спокойнее и согласнее с диалектикою[1]; диалектика же, вероятно, требует, чтобы ответы были нетолько справедливы, E. но и в связи с понятиями вопрошателя. Вот и я постараюсь говорить с тобою таким образом. Отвечай-ка
————————————
- ↑ Разговор диалектический здесь, как и в Теэтете (167 E), противуполагается просто ученому спору τῶν ἐριστικῶν καὶ ἀγωνιστίκῶν: потому что в первом собеседники говорят дружески, выслушивают один другого и соблюдают все правила диалектики; напротив во втором всякий имеет в виду только свое положение, не обращает внимания на мнения других, и не заботится ни о верности определений, ни о точности разделений, произносимых собеседником. Эристика основывается на эгоизме, диалектика — на любви к истине.
