ихъ? Отнюдь нѣтъ, Аѳиняне. Значитъ, хороша же будетъ моя жизнь, когда я, вышедши отсюда въ такой старости, перемѣню одинъ городъ на другой и въ каждомъ стану жить изгнанникомъ! Знаю вѣдь, что куда я ни приду, гдѣ ни заговорю, — юноши вездѣ будутъ слушать меня, какъ и здѣсь. Прогоню ли ихъ? — повинуясь старшимъ, они сами изгонятъ E. меня. Не прогоню? — такъ ихъ отцы и родственники поступятъ со мною такимъ же образомъ.
Но можетъ быть кто спроситъ: а жить молчаливо и тихо, Сократъ, ты видно не будешь въ состояніи, когда выйдешь отсюда? — Въ этомъ-то убѣдить нѣкоторыхъ изъ васъ всего труднѣе: ибо скажу ли, что это значило бы не повиноваться богу и что слѣдовательно жизнь молчаливая для меня невозможна, 38. — вы не повѣрите мнѣ и подумаете, что я говорю притворно; скажу ли опять, что величайшее благо для человѣка каждый день разсуждать о добродѣтели и иныхъ предметахъ, о которыхъ вы слыхали мои разсужденія, когда я испытывалъ себя и другихъ, и что жизнь безъ испытанія не живуща въ человѣкѣ, — вы еще менѣе повѣрите моему слову. Дѣло-то, граждане, именно таково, какъ я говорю; а убѣдить не легко. Вмѣстѣ съ тѣмъ я не привыкъ почитать себя достойнымъ какого-нибудь зла. Если бы у меня были деньги, B. то я присудилъ бы себя къ уплатѣ надлежащей суммы ихъ; потому что изъ того не вышло бы для меня никакого вреда: но теперь у меня въ самомъ дѣлѣ нѣтъ. Развѣ назначите заплатить столько, сколько могу, а могу заплатить вамъ, кажется, одну мину серебра. Къ этому и присуждаю себя! Но вотъ, Аѳиняне, Платонъ, Критонъ, Критовулъ и Аполлодоръ велятъ мнѣ объявить уплату тридцати минъ, и сами ручаются: присуждаю себя и къ такой суммѣ; поручителями въ этихъ деньгахъ будутъ у васъ люди, стоющіе довѣренности.
C.Ради столь краткаго-то времени, Аѳиняне, вы отъ людей, которые расположены бранить вашъ городъ, получите имя
их? Отнюдь нет, Афиняне. Значит, хороша же будет моя жизнь, когда я, вышедши отсюда в такой старости, переменю один город на другой и в каждом стану жить изгнанником! Знаю ведь, что куда я ни приду, где ни заговорю, — юноши везде будут слушать меня, как и здесь. Прогоню ли их? — повинуясь старшим, они сами изгонят E. меня. Не прогоню? — так их отцы и родственники поступят со мною таким же образом.
Но может быть кто спросит: а жить молчаливо и тихо, Сократ, ты видно не будешь в состоянии, когда выйдешь отсюда? — В этом-то убедить некоторых из вас всего труднее: ибо скажу ли, что это значило бы не повиноваться богу и что следовательно жизнь молчаливая для меня невозможна, 38. — вы не поверите мне и подумаете, что я говорю притворно; скажу ли опять, что величайшее благо для человека каждый день рассуждать о добродетели и иных предметах, о которых вы слыхали мои рассуждения, когда я испытывал себя и других, и что жизнь без испытания не живуща в человеке, — вы еще менее поверите моему слову. Дело-то, граждане, именно таково, как я говорю; а убедить не легко. Вместе с тем я не привык почитать себя достойным какого-нибудь зла. Если бы у меня были деньги, B. то я присудил бы себя к уплате надлежащей суммы их; потому что из того не вышло бы для меня никакого вреда: но теперь у меня в самом деле нет. Разве назначите заплатить столько, сколько могу, а могу заплатить вам, кажется, одну мину серебра. К этому и присуждаю себя! Но вот, Афиняне, Платон, Критон, Критовул и Аполлодор велят мне объявить уплату тридцати мин, и сами ручаются: присуждаю себя и к такой сумме; поручителями в этих деньгах будут у вас люди, стоющие доверенности.
C.Ради столь краткого-то времени, Афиняне, вы от людей, которые расположены бранить ваш город, получите имя
