единаго начала[1]. Въ Тимэѣ, который есть главный синтезъ философскихъ взглядовъ Платона, вселенная представлена уже, какъ единый, живой, подвижный организмъ.
Теперь ясно также, почему Платонъ не даль точнаго отвѣта на вопросъ, гдѣ же пребываютъ идеи? Какъ невозможно указать, гдѣ находятся, напримѣръ, математическіе законы, такъ трудно ясно отвѣтить и на вопросъ о мѣстопребываніи идей, которыя, по своей сущности, вполнѣ походятъ на законы математики, составляющіе также опредѣленія первоначала. Законъ красоты выражается, и, слѣдовательно, какъ бы есть п въ данномъ прекрасномъ объектѣ и во всѣхъ другихъ. Онъ былъ въ тѣхъ, которыхъ теперь уже нѣтъ, и будетъ въ тѣхъ, которые еще лишь станутъ существовать, онъ какъ бы вездѣ. Но, съ другой стороны, онъ въ то же время и нигдѣ, такъ какъ ни одна прекрасная вещь не есть самый законъ, который въ ней только обнаруживается, только проявляетъ себя. По мнѣнію Платона, если бы исчезли въ данный моментъ всѣ прекрасные объекты, если бы упомянутый законъ ни въ чемъ не осуществлялся, все же онъ самъ не переставалъ бы быть, онъ вѣченъ, будучи слѣдствіемъ вѣчнаго же абсолютнаго первозакона. Въ этомъ случаѣ, какъ чистый законъ, взятый самъ по себѣ, внѣ своего обнаруженія, онъ, собственно, былъ бы нигдѣ. Платонъ здѣсь ссылался на умопостигаемое мѣсто.
Такова вкратцѣ онтологія Платона.
Теперь обратимся къ другой области его философіи, органически связанной съ первою — къ гносеологіи, заслуживающей болѣе подробнаго сравнительно съ онтологіей разсмотрѣнія, въ силу того положенія, которое она занимаетъ среди всей философской системы Платона. Платонъ никогда не смотрѣлъ на себя, какъ на обладающаго полною истиною, а всегда считалъ себя лишь ищущимъ ее, почему и указаніе пути, по которому надлежитъ идти человѣческому познанію, для него было самымъ важнымъ и первымъ дѣломъ. Онъ рѣдко останавливается подробно надъ выясненіемъ онтологическихъ вопросовъ, такъ какъ зналъ, что и не можетъ ихъ разрѣшить удовле-
- ↑ Здѣсь сама собою напрашивается аналогія между высшей идеей и нашимъ сознаніемъ, которое, несмотря на все разнообразіе содержанія, на множество отдѣльныхъ актовъ мышленія, едино. Эту аналогію можно провести и дальше и шире.
единого начала[1]. В Тимэе, который есть главный синтез философских взглядов Платона, вселенная представлена уже, как единый, живой, подвижный организм.
Теперь ясно также, почему Платон не даль точного ответа на вопрос, где же пребывают идеи? Как невозможно указать, где находятся, например, математические законы, так трудно ясно ответить и на вопрос о местопребывании идей, которые, по своей сущности, вполне походят на законы математики, составляющие также определения первоначала. Закон красоты выражается, и, следовательно, как бы есть п в данном прекрасном объекте и во всех других. Он был в тех, которых теперь уже нет, и будет в тех, которые еще лишь станут существовать, он как бы везде. Но, с другой стороны, он в то же время и нигде, так как ни одна прекрасная вещь не есть самый закон, который в ней только обнаруживается, только проявляет себя. По мнению Платона, если бы исчезли в данный момент все прекрасные объекты, если бы упомянутый закон ни в чём не осуществлялся, всё же он сам не переставал бы быть, он вечен, будучи следствием вечного же абсолютного первозакона. В этом случае, как чистый закон, взятый сам по себе, вне своего обнаружения, он, собственно, был бы нигде. Платон здесь ссылался на умопостигаемое место.
Такова вкратце онтология Платона.
Теперь обратимся к другой области его философии, органически связанной с первою — к гносеологии, заслуживающей более подробного сравнительно с онтологией рассмотрения, в силу того положения, которое она занимает среди всей философской системы Платона. Платон никогда не смотрел на себя, как на обладающего полною истиною, а всегда считал себя лишь ищущим ее, почему и указание пути, по которому надлежит идти человеческому познанию, для него было самым важным и первым делом. Он редко останавливается подробно над выяснением онтологических вопросов, так как знал, что и не может их разрешить удовле-
- ↑ Здесь сама собою напрашивается аналогия между высшей идеей и нашим сознанием, которое, несмотря на всё разнообразие содержания, на множество отдельных актов мышления, едино. Эту аналогию можно провести и дальше и шире.
