нравилась Сонѣ наружность ребенка, и даже взяло ее сомнѣніе.
„Впрочемъ, это онъ можетъ быть не хрюкалъ, а рыдалъ“, утѣшаетъ она себя, и опять нагнулась, глядитъ ему въ лицо, не видать ли слезъ? нѣтъ, не видать. „Ну“, думаетъ Соня, „если-жь ты обернешься въ поросенка, брошу тебя, непремѣнно брошу! Смотри же!“ Малютка опять зарыдалъ или захрюкалъ, трудно было разобрать, а Сонѣ все еще не совсѣмъ вѣрится: ходитъ она, няньчится съ нимъ, и обдумываетъ, куда бы ей дѣвать ребенка, вернувшись въ домъ.
Какъ хрюкнетъ малютка изо всей мочи! даже Соня вздрогнула, взглянула на него,—видитъ, нѣтъ сомнѣнія—не ребенокъ, а поросенокъ у нее на рукахъ!
Глупо было бы возиться съ поросенкомъ, разсудила Соня и спустила его съ рукъ, а онъ, къ ея радости, тотчасъ отправился мелкой рысцой прямо въ лѣсъ.
