протянулъ снова «и-и-и!» точно сказалъ: «Какъ это глупо, сѣдой!» Козелъ еще пуще разсердился, въ сердцѣ у него закипѣло недоброе, онъ опустилъ голову и приготовился къ нападенію.
Баранъ поднялся, затрясъ головой, дико проблеялъ: «Бэ-бэ-э! Месть, месть!» круто повернулъ и—откуда у него взялась такая прыть!—быстро обошелъ жеребенка: щелкъ-щелкъ!—сошлись, ударились рогами и закружились козелъ и баранъ вокругъ молодой и кудрявой березы… Щелкъ, щелкъ, щелкъ! Дзынь-дзынь! звучитъ въ тепломъ воздухѣ… Ни тотъ ни другой не хочетъ уступить. Смотрятъ дико, глаза налились кровью. Бодаютъ другъ друга, стучатъ о бѣлую кору березы. Береза трепещетъ, дрожитъ. Вотъ затрещала ея вѣтка и свалилась внизъ, за ней скатилась слеза, одна, другая,—это плакала береза о своей потерянной вѣткѣ.
— Проша, поди-ка разгони этихъ глупышей!.. Вишь, имъ малъ лугъ-то… въ одномъ стадѣ ходятъ, а все ладу нѣтъ! Кнутомъ Ваську-козла, кнутомъ! А еще колоколецъ ему навѣсили!…
Проша мигомъ вскочилъ на ноги, звонко щелкнулъ длинный кнутъ, и враги разошлись въ стороны.
протянул снова «и-и-и!» точно сказал: «Как это глупо, седой!» Козёл ещё пуще рассердился, в сердце у него закипело недоброе, он опустил голову и приготовился к нападению.
Баран поднялся, затряс головой, дико проблеял: «Бэ-бэ-э! Месть, месть!» круто повернул и — откуда у него взялась такая прыть! — быстро обошёл жеребёнка: щёлк-щёлк! — сошлись, ударились рогами и закружились козёл и баран вокруг молодой и кудрявой берёзы… Щёлк, щёлк, щёлк! Дзынь-дзынь! звучит в тёплом воздухе… Ни тот ни другой не хочет уступить. Смотрят дико, глаза налились кровью. Бодают друг друга, стучат о белую кору берёзы. Берёза трепещет, дрожит. Вот затрещала её ветка и свалилась вниз, за ней скатилась слеза, одна, другая, — это плакала берёза о своей потерянной ветке.
— Проша, поди-ка разгони этих глупышей!.. Вишь, им мал луг-то… в одном стаде ходят, а всё ладу нет! Кнутом Ваську-козла, кнутом! А ещё колоколец ему навесили!…
Проша мигом вскочил на ноги, звонко щёлкнул длинный кнут, и враги разошлись в стороны.
