сили носы куликъ да цапля—посидѣли-посидѣли….
— Скучно, цапля-сестрица!
— Скучно братецъ-куликъ!
Взмахнули крыльями, поднялись, полетѣли, сѣли въ лѣсу на сухую березу. «Тью-тью трр.. дью-дью-тью-ю». Не видать, а слышно,—заливается птица въ кустахъ… Всѣ притихли, слушаютъ.
— Кто это?—спросила цапля сороку.
— Т-шш! Неужели соловья ты не знаешь?
— Длинный у него носъ?
— Нѣтъ.
— Тонкія у него ноги?
— Нѣтъ.
— Что же это тогда за птица?
— Ты слушай голосъ, какой голосъ!
— Голосъ! Вотъ невидаль! Не была ты у насъ на болотѣ… не слышала, какъ поетъ лягушка… Вотъ это голосъ! И послушаешь ее и проглотишь,—ничего другого не захочешь, лучшаго блюда и не надо!
— Молчи, если глупа!—и сорока досадливо взмахнула крыльями и улетѣла.
Сидятъ на сухой березѣ куликъ да цапля, глядятъ другъ на друга да тоскливо вздыхаютъ.
— Скучно, братецъ-куликъ!
— Скучно, сестрица-цапля! Лучше нашего болота нѣтъ ничего на свѣтѣ!
сили носы кулик да цапля — посидели-посидели….
— Скучно, цапля-сестрица!
— Скучно братец-кулик!
Взмахнули крыльями, поднялись, полетели, сели в лесу на сухую берёзу. «Тью-тью трр.. дью-дью-тью-ю». Не видать, а слышно, — заливается птица в кустах… Все притихли, слушают.
— Кто это? — спросила цапля сороку.
— Т-шш! Неужели соловья ты не знаешь?
— Длинный у него нос?
— Нет.
— Тонкие у него ноги?
— Нет.
— Что же это тогда за птица?
— Ты слушай голос, какой голос!
— Голос! Вот невидаль! Не была ты у нас на болоте… не слышала, как поёт лягушка… Вот это голос! И послушаешь её и проглотишь, — ничего другого не захочешь, лучшего блюда и не надо!
— Молчи, если глупа! — и сорока досадливо взмахнула крыльями и улетела.
Сидят на сухой берёзе кулик да цапля, глядят друг на друга да тоскливо вздыхают.
— Скучно, братец-кулик!
— Скучно, сестрица-цапля! Лучше нашего болота нет ничего на свете!
