— Што̀ такой? бальванъ? што̀ такой?
И вдругъ начиналъ декламировать:
|
Вольга, Вольга, вэсной многоводной |
Онъ оставался крайне довольнымъ своимъ знаніемъ русскаго языка и производимымъ на меня впечатлѣніемъ.
Воля ваша, когда при мнѣ говорили потомъ о серьезной дѣятельности полковника Олкотта, или когда я читалъ о немъ, какъ о нѣкоемъ героѣ, какъ о знаменитости, проповѣдникѣ новой религіи, увлекающемъ за собою безчисленныя толпы, — каждый разъ вспоминалъ я его фигуру въ сѣренькомъ халатикѣ, съ обвязанной головою, получающую здоровый ударъ въ бокъ отъ десницы «madame» и съ какимъ-то дѣтскимъ вздохомъ существа подначальнаго и обиженнаго поворачивающуюся къ стѣнкѣ. И весь этотъ знаменитый полковникъ, который, какъ бы то ни было, умѣлъ и умѣетъ заставлять говорить о себѣ, мгновенно исчезалъ, и я слышалъ:
«Болванъ Олкоттъ, старый котъ, пошелъ вонъ!»
Мнѣ смѣшно, очень смѣшно; но что̀ старому коту до чьего-либо смѣха, когда на свѣтѣ такъ много мышей, представляющихъ столь легкую и пріятную добычу!..
Кромѣ этой бури, вызванной увлеченіемъ полковника на conférence’ѣ, во время пребыванія Блаватской въ Парижѣ случился еще одинъ инцидентъ, въ которомъ главной героиней оказалась фрейлина А.
Она явилась къ Еленѣ Петровнѣ и съ негодованіемъ стала разсказывать ей и ея родственницамъ о томъ, что нѣкая старуха См—ва, издавна проживающая въ Парижѣ и хорошо извѣстная тамошней русской колоніи, распространяетъ самыя ужасныя вещи объ Еленѣ Петровнѣ, о ея молодости и вообще о ея жизни въ Россіи, и доходитъ до того, что объявляетъ, будто Елену Петровну попросили, много лѣтъ тому назадъ, о выѣздѣ изъ Тифлиса за всякія некрасивыя дѣянія.
Елена Петровна вскипѣла и объявила:
— Што́ такой? бальван? што́ такой?
И вдруг начинал декламировать:
|
Вольга, Вольга, вэсной многоводной |
Он оставался крайне довольным своим знанием русского языка и производимым на меня впечатлением.
Воля ваша, когда при мне говорили потом о серьезной деятельности полковника Олкотта, или когда я читал о нем, как о некоем герое, как о знаменитости, проповеднике новой религии, увлекающем за собою бесчисленные толпы, — каждый раз вспоминал я его фигуру в сереньком халатике, с обвязанной головою, получающую здоровый удар в бок от десницы «madame» и с каким-то детским вздохом существа подначального и обиженного поворачивающегося к стенке. И весь этот знаменитый полковник, который, как бы то ни было, умел и умеет заставлять говорить о себе, мгновенно исчезал, и я слышал:
«Болван Олкотт, старый кот, пошел вон!»
Мне смешно, очень смешно; но что́ старому коту до чьего-либо смеха, когда на свете так много мышей, представляющих столь легкую и приятную добычу!..
Кроме этой бури, вызванной увлечением полковника на conférence, во время пребывания Блаватской в Париже случился еще один инцидент, в котором главной героиней оказалась фрейлина А.
Она явилась к Елене Петровне и с негодованием стала рассказывать ей и ее родственницам о том, что некая старуха См—ва, издавна проживающая в Париже и хорошо известная тамошней русской колонии, распространяет самые ужасные вещи об Елене Петровне, о ее молодости и вообще о ее жизни в России, и доходит до того, что объявляет, будто Елену Петровну попросили много лет тому назад о выезде из Тифлиса за всякие некрасивые деяния.
Елена Петровна вскипела и объявила:
