Вопросъ, безспорно заслуживающій общаго вниманія, если неотеософія и ея развитіе имѣютъ общественное значеніе.
А они его имѣютъ.
Люди могутъ быть самыхъ различныхъ міровоззрѣній; можно быть христіаниномъ того или иного исповѣданія, магометаниномъ, буддистомъ, язычникомъ, матерьялистомъ. Но нельзя, оставаясь честнымъ человѣкомъ, равнодушно относиться къ явнымъ, доказаннымъ «обманамъ» въ религіозно-нравственной области. Нельзя, видя пропаганду такихъ обмановъ, молчать, зная въ чемъ тутъ дѣло.
Всякое «движеніе» неизбѣжно имѣетъ связь съ умственными и нравственными свойствами своего перваго руководителя и его помощниковъ. Въ «неотеософскомъ дѣлѣ» это особенно бросается въ глаза — оно все окрашено цвѣтами Блаватской и ея клики. Познакомиться съ Блаватской и Ко — значитъ познакомиться съ «сущностью теософическаго общества». Именно такъ на это всегда и смотрѣли всѣ, заинтересованные предметомъ, начиная съ цѣлаго общества англійскихъ ученыхъ и изслѣдователей психическихъ явленій. Эти ученые не боялись и не боятся обвиненій въ глупости и бабьемъ легковѣріи за то, что они наряжали коммиссіи и разслѣдовали каждый «феноменъ» и каждое дѣйствіе Блаватской, желая узнать, дѣйствительно узнать — «нѣтъ ли какой-нибудь истины среди многихъ обмановъ». Западно-европейскіе ученые видно вообще «ужасно отсталые и неумные люди въ сравненіи съ нѣкоторыми анонимными и иными сотрудниками нашихъ газетъ»!!!
Несмотря на это я тоже не боюсь «господъ анонимныхъ и иныхъ сотрудниковъ», какъ бы они ни считали для себя «удобнымъ» смотрѣть на мою «Современную Жрицу Изиды» и на меня лично.
Я сдѣлалъ то, что долженъ былъ сдѣлать.
Вопрос, бесспорно заслуживающий общего внимания, если неотеософия и ее развитие имеют общественное значение.
А они его имеют.
Люди могут быть самых различных мировоззрений; можно быть христианином того или иного исповедания, магометанином, буддистом, язычником, материалистом. Но нельзя, оставаясь честным человеком, равнодушно относиться к явным, доказанным «обманам» в религиозно-нравственной области. Нельзя, видя пропаганду таких обманов, молчать, зная, в чем тут дело.
Всякое «движение» неизбежно имеет связь с умственными и нравственными свойствами своего первого руководителя и его помощников. В «неотеософском деле» это особенно бросается в глаза — оно все окрашено цветами Блаватской и ее клики. Познакомиться с Блаватской и Ко, — значит, познакомиться с «сущностью теософического общества». Именно так на это всегда и смотрели все, заинтересованные предметом, начиная с целого общества английских ученых и исследователей психических явлений. Эти ученые не боялись и не боятся обвинений в глупости и бабьем легковерии за то, что они наряжали комиссии и расследовали каждый «феномен» и каждое действие Блаватской, желая узнать, действительно узнать, — «нет ли какой-нибудь истины среди многих обманов». Западно-европейские ученые, видно, вообще «ужасно отсталые и неумные люди в сравнении с некоторыми анонимными и иными сотрудниками наших газет»!!!
Несмотря на это я тоже не боюсь «господ анонимных и иных сотрудников», как бы они ни считали для себя «удобным» смотреть на мою «Современную жрицу Изиды» и на меня лично.
Я сделал то, что должен был сделать.
Весьма неискусно лавируя у черты, гдѣ оканчивается юридическая безнаказанность и начинается уголовная отвѣтственность, г-жа Желиховская пишетъ по поводу засвидѣтельствованнаго присяжнымъ переводчикомъ въ Парижѣ перевода на французскій языкъ «исповѣди» Блаватской (стр. 230—234, 241 «Изиды»). Это странное упорство (нежеланіе мое высылать изъ Россіи копіи — разъ всѣ документы были оставлены въ Парижѣ именно для того, чтобы заинтересованные могли ихъ видѣть (см. 258—259 стр. «Изиды») лишило меня возможности оправдать г. Соловьева, доказавъ, что все дѣло въ недосмотрѣ, въ ошибкѣ переводчика, а всѣхъ поголовно защитниковъ сестры моей заставило предположить самое худшее. Онъ меня поставилъ этимъ въ безвыходное положеніе и въ необходимость признать его виновнымъ не въ одномъ легкомысліи, какъ я до тѣхъ поръ думала… подлогъ, въ которомъ обвиняли и обвиняютъ
Весьма неискусно лавируя у черты, где оканчивается юридическая безнаказанность и начинается уголовная ответственность, г-жа Желиховская пишет по поводу засвидетельствованного присяжным переводчиком в Париже перевода на французский язык «исповеди» Блаватской (стр. 230—234, 241 «Изиды»). Это странное упорство (нежелание мое высылать из России копии, — раз все документы были оставлены в Париже именно для того, чтобы заинтересованные могли их видеть (см. 258—259 стр. «Изиды») лишило меня возможности оправдать г. Соловьева, доказав, что все дело в недосмотре, в ошибке переводчика, а всех поголовно защитников сестры моей заставило предположить самое худшее. Он меня поставил этим в безвыходное положение и в необходимость признать его виновным не в одном легкомыслии, как я до тех пор думала… подлог, в котором обвиняли и обвиняют
