Страница:Современная жрица Изиды (Соловьев).pdf/175

нованіи принятыхъ имъ заключеній единственнаго, некомпетентнаго и недобросовѣстнаго слѣдователя. Въ этомъ отчетѣ нѣтъ ни одного противъ меня обвиненія, которое выдержало бы безпристрастное слѣдствіе на мѣстѣ, гдѣ мнѣ дали бы возможность отвѣчать на объясненія свидѣтелей. Когда обвиненія созрѣли въ головѣ г. Годжсона, онъ, оставаясь въ Мадрасѣ, скрылъ ихъ отъ моихъ друзей и товарищей, злоупотребивъ гостепріимствомъ, полученнымъ имъ въ главной квартирѣ въ Адіарѣ, гдѣ каждый, безъ исключенія, помогалъ ему въ изслѣдованіяхъ и гдѣ онъ принималъ видъ нашего друга, — теперь онъ выставляетъ всѣхъ этихъ помогавшихъ ему людей — лгунами и обманщиками^[1]. Теперь онъ бросаетъ въ нихъ обвиненіями, основывая эти обвиненія на одностороннихъ полученныхъ имъ свидѣтельствахъ, когда уже прошло время противупоставить имъ другія свидѣтельства и такіе аргументы, какихъ не можетъ ему доставить его недостаточное знакомство съ предметомъ, которымъ онъ захотѣлъ заняться^[2]. Г. Годжсонъ, взявъ на себя, такимъ образомъ, роль слѣдователя,

1. Относительно этого негодуетъ въ своей статьѣ и г-жа Желиховская. Помилуйте! его такъ радушно принимали, а онъ вдругъ… Но вѣдь при такихъ понятіяхъ о гостепріимствѣ принятіе приглашенія на обѣдъ или вечеръ можетъ обязать человѣка сдѣлаться сообщникомъ всякихъ преступленій! Годжсонъ, явясь въ Адіаръ, какъ слѣдователь, не могъ обязаться производить слѣдствіе не въ интересахъ истины, а въ интересахъ Адіарской компаніи, а что онъ, до окончанія слѣдствія, скрывалъ свои впечатлѣнія, — этого требовали его обязанности и существеннѣйшій интересъ дѣла. Еслибы его не принимали въ Адіарѣ и не говорили бы съ нимъ — онъ ничего бы и не добился.
2. Отчего же это „прошло время“? Развѣ можетъ пройти время представить доказательства свой невинности, если они дѣйствительно имѣются и если извѣстно — въ чемъ заключаются обвиненія? Обвиненные Годжсономъ мошенники теперь, послѣ смерти Е. П. Блаватской, могли бы представить свои оправданія и доказательства недобросовѣстности и клеветничества Годжсона. Но они ничего такого никогда не представили и не представятъ. Они могутъ только распространять подъ сурдинкой такой вздоръ, какой силится распространить г-жа Желиховская, увѣряя (газета „Новости“, статья „Чужія мнѣнія о русской женщинѣ“), будто въ бумагахъ Блаватской было найдено собственноручное письмо г-жи Куломбъ, гдѣ она клянется, что „она никогда не указывала обмановъ“ и т. д. Всякій легко пойметъ, что еслибы такое письмо дѣйствительно было, и было бы подлиннымъ, то оно не пролежало бы въ бумагахъ Блаватской до ея смерти. О подобныхъ, якобы находимыхъ теперь письмахъ можно говорить только ради мороченья читателей и въ разсчетѣ на то, что они никогда ничего не узнаютъ о дѣйствительныхъ обстоятельствахъ дѣла.

Тот же текст в современной орфографии

новании принятых им заключений единственного, некомпетентного и недобросовестного следователя. В этом отчете нет ни одного против меня обвинения, которое выдержало бы беспристрастное следствие на месте, где мне дали бы возможность отвечать на объяснения свидетелей. Когда обвинения созрели в голове г. Годжсона, он, оставаясь в Мадрасе, скрыл их от моих друзей и товарищей, злоупотребив гостеприимством, полученным им в главной квартире в Адиаре, где каждый, без исключения, помогал ему в исследованиях и где он принимал вид нашего друга, — теперь он выставляет всех этих помогавших ему людей — лгунами и обманщиками^[1]. Теперь он бросает в них обвинениями, основывая эти обвинения на односторонних полученных им свидетельствах, когда уже прошло время противопоставить им другие свидетельства и такие аргументы, каких не может ему доставить его недостаточное знакомство с предметом, которым он захотел заняться^[2]. Г. Годжсон, взяв на себя, таким образом, роль следователя,

1. Относительно этого негодует в своей статье и г-жа Желиховская. Помилуйте! его так радушно принимали, а он вдруг… Но ведь при таких понятиях о гостеприимстве принятие приглашения на обед или вечер может обязать человека сделаться сообщником всяких преступлений! Годжсон, явясь в Адиар, как следователь, не мог обязаться производить следствие не в интересах истины, а в интересах Адиарской компании, а что он до окончания следствия скрывал свои впечатления, — этого требовали его обязанности и существеннейший интерес дела. Если бы его не принимали в Адиаре и не говорили бы с ним — он ничего бы и не добился.
2. Отчего же это «прошло время»? Разве может пройти время представить доказательства свой невинности, если они действительно имеются и если известно — в чем заключаются обвинения? Обвиненные Годжсоном мошенники теперь, после смерти Е. П. Блаватской, могли бы представить свои оправдания и доказательства недобросовестности и клеветничества Годжсона. Но они ничего такого никогда не представили и не представят. Они могут только распространять под сурдинкой такой вздор, какой силится распространить г-жа Желиховская, уверяя (газета «Новости», статья «Чужие мнения о русской женщине»), будто в бумагах Блаватской было найдено собственноручное письмо г-жи Куломб, где она клянется, что «она никогда не указывала обманов» и так далее. Всякий легко поймет, что если бы такое письмо действительно было и было бы подлинным, то оно не пролежало бы в бумагах Блаватской до ее смерти. О подобных, якобы находимых теперь письмах можно говорить только ради мороченья читателей и в расчете на то, что они никогда ничего не узнают о действительных обстоятельствах дела.