махатма Кутъ-Хумъ писалъ мнѣ, что «la situation est furieusement sérieuse». Могини пробылъ три дня, прочелъ три лекціи парижскимъ теософамъ и уѣхалъ въ Лондонъ давать свои показанія «Обществу для психическихъ изслѣдованій».
По его отъѣздѣ я получилъ отъ Блаватской слѣдующее письмо, уже изъ Англіи:
Дорогой В. С. Вотъ мой новый адресъ — на двѣ недѣли, не болѣе. Меня усылаютъ въ Египетъ а затѣмъ на Цейлонъ поближе домой, но не домой. Будетъ какъ хозяинъ велѣлъ — не возвращаться въ Мадрасъ пока Олкоттъ не устроитъ, а оставаться въ Европѣ тоже невозможно. Думали, думали, ничего не придумали. Нѣтъ у насъ денегъ разъѣзжать и жить каждый врознь. Теперь со мною ѣдутъ до Цейлона теософы (M-r и M-rs Cooper Oakley, отправляющіеся въ Мадрасъ) а одной мнѣ ѣхать безъ никого немыслимо.
Ревматизмъ снова гуляетъ по плечу и немного повсюду. Хватитъ еще какъ въ Ельберфельдѣ — тогда прощайте — на сердце бросится.
Ну какъ же мы съ вами увидимся? Мнѣ невозможно ѣхать въ Парижъ когда я насилу хожу! Господи, какъ бы я желала съ вами повидаться еще разъ. Неужели же вамъ нельзя пріѣхать хоть дня на два? Я знаю что намъ должно повидаться; но что же я буду дѣлать когда судьба не дозволяетъ? Будь я немного здоровѣе, я бы пріѣхала. Я ужасно сожалѣю теперь что проѣхала не на Парижъ. Но я была не одна, а бросить M-rs Holloway было не возможно, когда она пріѣхала со мною въ Эльберфельдъ и только для меня. Напишите, посовѣтуйте, родимый. Это ужасно если я васъ не увижу до отъѣзда! Въ Индіи идетъ страшная сумятица. Война съ миссіонерами не на животъ, а на смерть. Или они или мы. 220 студентовъ du Collége chrétien все индусы отказались слушать курсы и оставили Коллегію послѣ этого пакостнаго заговора миссіонеровъ и напечатанныхъ ими якобы моихъ писемъ и записочекъ къ Куломбамъ, и перешли гуртомъ къ намъ.
махатма Кут-Хум писал мне, что «la situation est furieusement sérieuse». Могини пробыл три дня, прочел три лекции парижским теософам и уехал в Лондон давать свои показания «Обществу для психических исследований».
По его отъезде я получил от Блаватской следующее письмо, уже из Англии:
Дорогой В. С. Вот мой новый адрес — на две недели, не более. Меня усылают в Египет а затем на Цейлон поближе домой, но не домой. Будет как хозяин велел — не возвращаться в Мадрас пока Олкотт не устроит, а оставаться в Европе тоже невозможно. Думали, думали, ничего не придумали. Нет у нас денег разъезжать и жить каждый врознь. Теперь со мною едут до Цейлона теософы (M-r и M-rs Cooper Oakley, отправляющиеся в Мадрас) а одной мне ехать без никого немыслимо.
Ревматизм снова гуляет по плечу и немного повсюду. Хватит еще как в Ельберфельде — тогда прощайте — на сердце бросится.
Ну как же мы с вами увидимся? Мне невозможно ехать в Париж когда я насилу хожу! Господи, как бы я желала с вами повидаться еще раз. Неужели же вам нельзя приехать хоть дня на два? Я знаю что нам должно повидаться; но что же я буду делать когда судьба не дозволяет? Будь я немного здоровее, я бы приехала. Я ужасно сожалею теперь что проехала не на Париж. Но я была не одна, а бросить M-rs Holloway было невозможно, когда она приехала со мною в Эльберфельд и только для меня. Напишите, посоветуйте, родимый. Это ужасно если я вас не увижу до отъезда! В Индии идет страшная сумятица. Война с миссионерами не на живот, а на смерть. Или они или мы. 220 студентов du Collége chrétien всё индусы отказались слушать курсы и оставили Коллегию после этого пакостного заговора миссионеров и напечатанных ими якобы моих писем и записочек к Куломбам, и перешли гуртом к нам.
