Среди изваянныхъ бесѣдокъ,
Среди растеній изъ камней,
25 Среди видѣній бывшихъ дней,
Совсѣмъ забытыхъ напослѣдокъ,
Средь полныхъ смутной мглой бесѣдокъ,
Гдѣ сѣтью мраморной горятъ
Фіалки, плющъ и виноградъ.
30 Но отражая небосводъ,
Застыла гладь угрюмыхъ водъ.
И тѣни башенъ пали внизъ,
И тѣни съ башнями слились,
Какъ будто вдругъ, и тѣ, и тѣ,
35 Они повисли въ пустотѣ.
Межь тѣмъ какъ съ башни — мрачный видъ!
Смерть исполинская глядитъ.
Зіяетъ сумракъ смутныхъ сновъ
Разверстыхъ капищъ и гробовъ,
40 Съ горящей, въ уровень, водой;
Но блескъ убранства золотой
На опочившихъ мертвецахъ,
И брилліанты, что звѣздой
Горятъ у идоловъ въ глазахъ,
45 Не могутъ выманить волны
Изъ этой водной тишины.
Хотя бы только зыбь прошла
По гладкой плоскости стекла,
Хотя бы вѣтеръ чуть дохнулъ
50 И дрожью влагу шевельнулъ.
Но нѣтъ намека, что вдали,
Тамъ, гдѣ-то, дышутъ корабли,
Намека нѣтъ на зыбь морей,
Не страшныхъ ясностью своей.
Среди изваянных беседок,
Среди растений из камней,
25 Среди видений бывших дней,
Совсем забытых напоследок,
Средь полных смутной мглой беседок,
Где сетью мраморной горят
Фиалки, плющ и виноград.
30 Но отражая небосвод,
Застыла гладь угрюмых вод.
И тени башен пали вниз,
И тени с башнями слились,
Как будто вдруг, и те, и те,
35 Они повисли в пустоте.
Меж тем как с башни — мрачный вид!
Смерть исполинская глядит.
Зияет сумрак смутных снов
Разверстых капищ и гробов,
40 С горящей, в уровень, водой;
Но блеск убранства золотой
На опочивших мертвецах,
И бриллианты, что звездой
Горят у идолов в глазах,
45 Не могут выманить волны
Из этой водной тишины.
Хотя бы только зыбь прошла
По гладкой плоскости стекла,
Хотя бы ветер чуть дохнул
50 И дрожью влагу шевельнул.
Но нет намека, что вдали,
Там, где-то, дышут корабли,
Намека нет на зыбь морей,
Не страшных ясностью своей.
