Вкругъ того трона, гдѣ высился онъ,
Багрянородный герой,
Славой, достойной его, окруженъ,
Царь надъ волшебною этой страной.
25 Вся въ жемчугахъ и рубинахъ была
Пышная дверь золотого дворца,
Въ дверь все плыла и плыла и плыла,
Искрясь, горя безъ конца,
Армія Откликовъ, долгъ чей святой
30 Былъ только — славить его,
Пѣть, съ поражающей слухъ красотой,
Мудрость и силу царя своего.
Но злыя созданья, въ одеждахъ печали,
Напали на дивную область царя.
35 (О, плачьте, о, плачьте! Надъ тѣмъ, кто въ опалѣ,
Ни завтра, ни послѣ не вспыхнетъ заря!).
И вкругъ его дома та слава, что прежде
Жила и цвѣла въ обаяньи лучей,
Живетъ лишь какъ стонъ панихиды надеждѣ,
40 Какъ память едва вспоминаемыхъ дней.
И путники видятъ, въ томъ краѣ туманномъ,
Сквозь окна, залитыя красною мглой,
Огромныя формы; въ движеніи странномъ,
Диктуемомъ дико-звучащей струной.
45 Межь тѣмъ какъ, противныя, быстрой рѣкою,
Сквозь блѣдную дверь, за которой Бѣда,
Выносятся тѣни и шумной толпою,
Забывши улыбку, хохочутъ всегда.
Вкруг того трона, где высился он,
Багрянородный герой,
Славой, достойной его, окружен,
Царь над волшебною этой страной.
25 Вся в жемчугах и рубинах была
Пышная дверь золотого дворца,
В дверь все плыла и плыла и плыла,
Искрясь, горя без конца,
Армия Откликов, долг чей святой
30 Был только — славить его,
Петь, с поражающей слух красотой,
Мудрость и силу царя своего.
Но злые созданья, в одеждах печали,
Напали на дивную область царя.
35 (О, плачьте, о, плачьте! Над тем, кто в опале,
Ни завтра, ни после не вспыхнет заря!).
И вкруг его дома та слава, что прежде
Жила и цвела в обаяньи лучей,
Живет лишь как стон панихиды надежде,
40 Как память едва вспоминаемых дней.
И путники видят, в том крае туманном,
Сквозь окна, залитые красною мглой,
Огромные формы; в движении странном,
Диктуемом дико-звучащей струной.
45 Меж тем как, противные, быстрой рекою,
Сквозь бледную дверь, за которой Беда,
Выносятся тени и шумной толпою,
Забывши улыбку, хохочут всегда.
