Птица ясно отвѣчала, и хоть смысла было мало,
50 Подивился я всѣмъ сердцемъ на отвѣтъ ея тогда.
Да и кто не подивится, кто съ такой мечтой сроднится,
Кто повѣрить согласится, чтобы гдѣ-нибудь когда —
Сѣлъ надъ дверью — говорящій безъ запинки, безъ труда —
Воронъ съ кличкой: „Никогда“.
55 И, взирая такъ сурово, лишь одно твердилъ онъ слово,
Точно всю онъ душу вылилъ въ этомъ словѣ „никогда“,
И крылами не взмахнулъ онъ, и перомъ не шевельнулъ онъ,
Я шепнулъ: „Друзья сокрылись вотъ ужь многіе года,
„Завтра онъ меня покинетъ, какъ Надежды, навсегда“.
60 Воронъ каркнулъ: „Никогда“.
Услыхавъ отвѣтъ удачный, вздрогнулъ я въ тревогѣ мрачной,
„Вѣрно, былъ онъ“, я подумалъ, „у того, чья жизнь — Бѣда,
„У страдальца, чьи мученья возростали, какъ теченье
„Рѣкъ весной, чье отреченье отъ Надежды навсегда
65 „Въ пѣснѣ вылилось — о счастьи, что, погибнувъ навсегда,
Вновь не вспыхнетъ никогда“.
Но, отъ скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинулъ противъ Ворона тогда,
И, склонясь на бархатъ нѣжный, я фантазіи безбрежной
70 Отдался душой мятежной: „Это — Воронъ, Воронъ, да.
„Но о чемъ твердитъ зловѣщій этимъ чернымъ „Никогда“
Страшнымъ крикомъ „Никогда“.
Я сидѣлъ, догадокъ полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мнѣ сердце, какъ огнистая звѣзда,
75 И съ печалью запоздалой, головой своей усталой,
Я прильнулъ къ подушкѣ алой, и подумалъ я тогда:
Я одинъ, на бархатъ алый та, кого любилъ всегда,
Не прильнетъ ужь никогда.
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало,
50 Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь когда —
Сел над дверью — говорящий без запинки, без труда —
Ворон с кличкой: «Никогда».
55 И, взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове «никогда»,
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он,
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как Надежды, навсегда».
60 Ворон каркнул: «Никогда».
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной,
«Верно, был он», я подумал, «у того, чья жизнь — Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
65 В песне вылилось — о счастье, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда».
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
70 Отдался душой мятежной: «Это — Ворон, Ворон, да.
«Но о чем твердит зловещий этим черным «Никогда»,
Страшным криком «Никогда».
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
75 И с печалью запоздалой, головой своей усталой,
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я один, на бархат алый та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.
