участь: онъ могъ ковылять, а не ходить, онъ брелъ по жизненному пути не какъ разумное существо, а подобно слону, не какъ человѣкъ, а какъ носорогъ.
— Его попытки двигаться впередъ терпѣли неудачу, а его круговращательная походка представляла жалкое зрѣлище. Сдѣлавъ шагъ впередъ, онъ дѣлалъ два вправо и два влѣво. Онъ могъ читать только стихотворенія Краббе. Онъ не имѣть понятія о чудесахъ пируэта. Для него pas de papillon былъ чисто абстрактной идеей. Онъ никогда не взбирался на вершину горы. Онъ никогда не обозрѣвалъ великолѣпную столицу съ высокой башни. Жара была его смертный врагъ. Въ лучшее время года онъ терпѣлъ худшія муки. Ему грезилось пламя и удушливый дымъ — горы, нагроможденныя на горы, Пеліонъ на Оссѣ. Онъ страдалъ одышкой, этимъ все сказано. Онъ не признавалъ игры на духовыхъ инструментахъ. Онъ изобрѣлъ самодвижущійся вѣеръ, виндзейль и вентиляторъ. Онъ покровительствовалъ фабриканту мѣховъ Дюпону и умеръ жалкою смертью, пытаясь затянуться сигарой. Его участь глубоко интересуетъ меня, его судьба возбуждаетъ мои искреннія симпатіи. Но здѣсь — продолжалъ я, презрительно вытаскивая изъ гроба длинную, сухопарую фигуру, странная наружность которой показалась мнѣ непріятно знакомой, — здѣсь лежитъ негодяй, не заслуживающій ни малѣйшаго сожалѣнія. — Говоря это и желая разсмотрѣть фигуру поближе, я взялъ ее за носъ большимъ и указательнымъ пальцами, привелъ въ сидячее положеніе и держалъ въ такомъ видѣ, продолжая свой монологъ.
— Не заслуживающій, — повторилъ я, — ни малѣйшаго сожалѣнія. Кому прійдетъ въ голову сожалѣть о тѣни? къ тому же развѣ онъ не воспользовался всѣми благами, достающимися на долю смертнаго? Онъ изобрѣтатель высокихъ монументовъ, башни для литья дроби, громоотводовъ, пирамидальныхъ тополей. Его трактатъ о «Тѣняхъ» и «Оттѣнкахъ» обезсмертилъ его. Онъ рано поступилъ въ училище и изучалъ пневматику. Затѣмъ онъ вернулся домой, говорилъ безъ умолку и игралъ на альпійскомъ рожкѣ. Онъ поощрялъ игру на волынкѣ. Капитанъ Барклай, который шелъ противъ времени, не рѣшился бы пойти противъ него. Онъ умеръ славною смертью, вдыхая газъ, lacvique flatu corrupitur, — подобно fama pudicitiae Іеронима[1]. Онъ былъ безъ сомнѣнія…
— Какъ вы можете? Какъ… вы… можете? — Перебилъ объектъ моихъ разсужденій, задыхаясь и отчаяннымъ усиліемъ срывая по-
- ↑ Tenera res in feminis fama pudicitiae, et quasi flos pulcherrimus, cito ad levem marcessit auram, levique flatu corrumpitur, maxime etc. — Hieronymus ad Salvinam. (Деликатная вещь — добрая слава женщинъ, и, какъ прекраснѣйшій цвѣтокъ, вянетъ отъ легкаго вѣтра, отъ легкаго дуновенія портится).
