Съ стѣсненнымъ сердцемъ вернулся я свой въ boudoir, обдумать, какимъ способомъ обмануть мнѣ проницательность жены, пока не улажу всего, что нужно для отъѣзда изъ страны, на что я твердо рѣшился. Я надѣялся, что подъ чуждымъ небомъ, среди незнакомыхъ людей, мнѣ удастся скрыть свое несчастіе, — несчастіе, которое еще сильнѣе, чѣмъ нищета, дѣйствуетъ на массу и навлекаетъ на человѣка справедливое негодованіе добродѣтельныхъ и счастливыхъ. Я не долго думалъ. Обладая природной живостью, я повторилъ въ умѣ всю трагедію «Метамора». Я припомнилъ, что декламація этой драмы, по крайней мѣрѣ, въ тѣхъ мѣстахъ ея, которыя относятся къ самому герою, вовсе не требуетъ именно тѣхъ тоновъ, которыхъ недоставало моему голосу, что въ ней все время господствуетъ монотонный низкій горловой звукъ.
Я началъ съ прогулокъ по берегамъ одного извѣстнаго болота — не изъ подражанія подобнымъ же прогулкамъ Демосѳсна, а для своихъ собственныхъ спеціальныхъ цѣлей. Вооружившись такимъ образомъ съ головы до ногъ, я постарался убѣдить жену, что воспылалъ внезапной страстью къ театру. Это удалось на диво; и вскорѣ я могъ свободно отвѣчать на любой вопросъ или замѣчаніе цитатами изъ трагедіи, произнося ихъ гробовымъ тономъ квакающей лягушки. Къ довершенію удовольствія, я убѣдился, что всѣ мѣста трагедіи одинаково подходятъ для этой цѣли. Какъ водится, произнося эти тирады, я поглядывалъ искоса, скалилъ зубы, дергалъ колѣнями, дрыгалъ ногами, вообще продѣлывалъ всю ту мимику, которая справедливо считается принадлежностью хорошаго актера. Конечно, мои знакомые поговаривали, будто на меня слѣдуетъ надѣть смирительную рубашку, — зато ни одинъ изъ нихъ не догадался, что я потерялъ дыханіе.
Покончивъ, наконецъ, съ дѣлами, я рано утромъ усѣлся въ почтовую карету, увѣривъ предварительно моихъ знакомыхъ, будто мнѣ необходимо отправится въ …… по важному дѣлу.
Карета была биткомъ набита, но въ сумракѣ ранняго утра я не могъ разглядѣть лица моихъ спутниковъ. Не оказывая никакого сопротивленія, я позволилъ усадить себя между двумя джентльменами колоссальныхъ размѣровъ; тогда какъ третій, еще большаго объема, попросивъ извиненія за свою вольность, навалился на меня всѣмъ тѣломъ и моментально заснулъ, заглушивъ мои гортанные вопли о помощи храпомъ, который заставилъ бы покраснѣть ревъ быка Фалариса. Къ счастью, состояніе моихъ дыхательныхъ способностей исключало всякую возможность задушенія.
Какъ бы то ни было, съ наступленіемъ дня, когда мы приближались къ предмѣстьямъ города, мой мучитель проснулся и, поправивъ воротничекъ, дружески благодарилъ меня за любезность.
