о дуэляхъ» Брантома, напечатанныя въ Кельнѣ, въ 1666 г., — драгоцѣнное и рѣдкое эльзевировское изданіе на веленевой бумагѣ, переплетенное Деромомъ. Но онъ въ особенности рекомендовалъ моему вниманію, съ таинственнымъ и тонкимъ видомъ, плотный томъ In octavo варварской латыни, произведеніе нѣкоего Геделнна, француза, съ страннымъ заглавіемъ «Duelli lex scripta, et non; aliterque», отсюда онъ прочелъ мнѣ нелѣпѣйшую главу въ мірѣ относительно «Injuriae per applicationem, per constructionem, et per se» добрая половина которой, по его словамъ, какъ разъ подходила къ его собственному «утончено-исключительному случаю», хотя я не понялъ въ ней ни единаго слова. Окончивъ эту главу, онъ закрылъ книгу и спросилъ, что я посовѣтую ему предпринять? Я отвѣчалъ, что вполнѣ полагаюсь на его утонченное чувство чести и готовъ исполнить всякое его порученіе; повидимому, этотъ отвѣтъ пришелся ему по вкусу. Онъ написалъ барону записку слѣдующаго содержанія:
«Милостивый Государь! мой другъ мистеръ П. передаетъ Вамъ эту записку. Прежде чѣмъ приступить къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ, я считаю своею обязанностью обратиться къ Вамъ съ просьбою объяснить мнѣ происшествіе сегодняшняго вечера. Въ случаѣ отказа въ объясненіи мистеръ П. обсудитъ съ кѣмъ-либо изъ вашихъ друзей условія дуэли. Съ совершеннымъ почтеніемъ
Барону Рицнеру Фонъ-Юнгу.
18 Августа 18**.
Съ этимъ письмомъ я отправился къ Рицнеру, онъ принялъ его съ поклономъ и съ важнымъ видомъ предложилъ мнѣ сѣсть. Прочитавъ записку, онъ написалъ слѣдующій отвѣтъ, который я отнесъ Герману.
«Милостивый Государь! Нашъ общій другъ мистеръ П. передалъ мнѣ Вашу записку. По здравомъ размышленіи я откровенно признаю требованіе объясненія съ вашей стороны вполнѣ умѣстнымъ. Согласившись съ этимъ, я тѣмъ не менѣе крайне затрудняюсь (ввиду утонченно-исключительнаго характера нашего столкновенія и личнаго оскорбленія, нанесеннаго съ моей стороны) выразить то, что я имѣю сказать въ свое оправданіе, въ словахъ, соотвѣтствующихъ всѣмъ мельчайшимъ особенностямъ и разнообразнымъ оттѣнкамъ даннаго случая. Впрочемъ, я полагаюсь на ту крайнюю тонкость сужденія во всемъ, что касается правилъ этикета, которая доставила вамъ такую громкую и заслуженную славу. Итакъ, въ полной увѣренности быть понятымъ, я позволю себѣ, вмѣсто выраженія какихъ-либо чувствъ съ моей стороны обратить
