не шутитъ. Онъ поблѣднѣлъ какъ мертвецъ и, казалось, задыхался отъ гнѣва. Въ теченіе нѣсколькихъ мгновеній онъ хранилъ молчаніе, стараясь, повидимому, овладѣть волненіемъ. Когда, наконецъ, это ему удалось, онъ схватилъ стаканъ съ виномъ, стоявшій на столѣ, поднялъ его и сказалъ: — «Языкъ вашего обращенія ко мнѣ, господинъ Германъ, заслуживаетъ осужденія въ столь многихъ отношеніяхъ, что у меня нѣтъ ни времени, ни охоты пускаться въ подробности. Во всякомъ случаѣ, ваше замѣчаніе, будто мои мнѣнія не такія, какихъ можно бы было ожидать отъ порядочнаго человѣка, настолько оскорбительно, что для меня возможенъ лишь одинъ отвѣтъ. Но я все-таки связанъ извѣстными требованіями вѣжливости въ отношеніи этихъ господъ, и васъ — моего гостя въ настоящую минуту. И такъ, вы извините меня, если я позволю себѣ легкое уклоненіе отъ общепринятаго въ подобныхъ случаяхъ между порядочными людьми способа отвѣчать личнымъ оскорбленіемъ. Вы извините меня, если я потребую нѣкотораго усилія отъ вашего воображенія и попрошу васъ считать ваше отраженіе въ томъ зеркалѣ за настоящаго, подлиннаго господина Германа. Этимъ самымъ устраняются всѣ затрудненія. Я брошу этотъ стаканъ вина въ ваше изображеніе въ зеркалѣ и такимъ образомъ исполню если не духъ, то букву возмездія за ваше оскорбленіе, избѣжавъ въ то же время физическаго насилія надъ вашей личностью».
Съ этими словами онъ швырнулъ стаканомъ въ зеркало, висѣвшее противъ Германа и попалъ какъ разъ въ лицо отражавшейся въ немъ фигуры. Разумѣется, стекло разлетѣлось въ дребезги. Вся компанія вскочила, и минуту спустя мы остались наединѣ съ Рицнеромъ. Когда Германъ вышелъ, баронъ шепнулъ мнѣ, чтобы я послѣдовалъ за нимъ и предложилъ ему свои услуги. Я согласился, хотя и не зналъ, что собственно нужно дѣлать при такомъ курьезномъ происшествіи.
Бреггеръ принялъ мое предложеніе съ видомъ чопорнымъ и ultra recherché, и взявъ меня подъ руку, отвелъ въ свою комнату. Я чуть не расхохотался ему въ физіономію, когда онъ принялся разсуждать тономъ глубокой важности объ «утонченно исключительномъ характерѣ» нанесеннаго ему оскорбленія. Послѣ утомительныхъ разглагольствованій въ своемъ обычномъ духѣ, онъ досталъ съ книжной полки нѣсколько ветхихъ томовъ, посвященныхъ дуэли, и долго занималъ меня ими, читая въ слухъ и комментируя. Я запомнилъ только названія нѣкоторыхъ книгъ. Тутъ были: «Ордоннансы Филиппа Красиваго о Поединкахъ», «Театръ Чести» Фавина, трактатъ «О разрѣшеніи дуэлей» Андигье. Онъ развернулъ также, съ чрезвычайно торжественнымъ видомъ, «Записки
