нибудь волненіе этой минуты. Увы! гдѣ же послѣ этого хваленый разсудокъ человѣческій? Крыса — крыса была тутъ, то есть, была гдѣ-то. Діана нанюхала крысу. Я — нѣтъ! Такъ, до словамъ нѣкоторыхъ Персидскій Ибисъ обладаетъ пріятнымъ и сильнымъ ароматомъ, другимъ же онъ кажется совершенно безъ запаха.
Лѣстница кончалась и только три-четыре ступени отдѣляли насъ отъ ея вершины. Мы продолжали взбираться, и, наконецъ, осталась лишь одна ступень. Одна ступень! Одна маленькая, маленькая ступенька. Какъ часто безпримѣрное счастье или горе людское зависятъ отъ одной маленькой ступеньки въ великой лѣстницѣ человѣческой жизни! Я подумала о себѣ, потомъ о Помпеѣ, потомъ о таинственной и неизъяснимой судьбѣ, отяготѣвшей надъ нами. Я подумала о Помпеѣ! — увы! я подумала о любви! — Я подумала о шаткихъ ступеняхъ, на которыя такъ часто вступали люди — и могутъ снова вступить. Я рѣшилась быть осторожной, осмотрительной. Я выпустила руку Помпея, безъ его помощи перешагнула единственную остававшуюся ступеньку и очутилась на площадкѣ колокольни. За мной по пятамъ слѣдовалъ пудель. Помпей одинъ оставался позади. Я стояла на площадкѣ и ободряла, его. Онъ протянулъ мнѣ руку и, къ несчастью, выпустилъ при этомъ полы своего пальто. Ужели боги никогда не перестанутъ преслѣдовать насъ? Пальто упало, и Помпей наступилъ на его длинную, волочившуюся полу. Онъ споткнулся, и упалъ — этотъ результатъ былъ неизбѣженъ. Онъ упалъ впередъ и своей проклятой головой попалъ мнѣ въ… въ грудь, сваливъ меня на жесткій, грязный, отвратительный полъ колокольни. Но мщеніе мое было неотразимо, быстро и неожиданно. Я обѣими руками вцѣпилась въ войлокъ на его головѣ и, вырвавъ значительное количество черной, жесткой, курчавой шерсти, съ презрѣніемъ отшвырнула ее отъ себя. Она попала между веревками колокольни и тамъ застряла. Помпей всталъ и не сказалъ ни слова. Но онъ жалобно взглянулъ на меня своими большими глазами и — вздохнулъ. Боги — какой вздохъ! Онъ проникъ мнѣ въ сердце. А волосы… шерсть! Если бы я могла достать эту шерсть, я бы омыла ее слезами раскаянія. Но увы! она была недостижима для меня. Она качалась въ веревкахъ колокольни, точно живая. Казалось, она кипѣла негодованіемъ. Такъ яванскій вопидэнди Флосъ Аэрисъ обладаетъ прекрасными цвѣтами, которые остаются въ живыхъ, еели вырвать растеніе съ корнями. Туземцы подвѣшиваютъ ихъ на веревкѣ къ потолку и наслаждаются благоуханіемъ въ теченіе многихъ лѣтъ.
Наша ссора кончилась, и мы стали искать отверстіе, черезъ которое можно бы было осмотрѣть Эдину. Оконъ не было. Единственное отверстіе, около фута въ діаметрѣ, сквозь которое про-
