щественно отъ обыкновенныхъ restaurants того времени. Огромный каминъ разѣвалъ свою пасть прямо противъ двери. Направо отъ камина, въ открытомъ буфетѣ, виднѣласъ чудовищная армія бутылокъ съ ярлыками.
Здѣсь то, въ морозную зиму, около двѣнадцати часовъ ночи, Пьеръ Бон-Бонъ, прослушавъ комментаріи сосѣдей по поводу его странной наклонности, — здѣсь-то, говорю я, вытолкавъ гостей за дверь и съ ругательствомъ затворивъ за ними дверь, Пьеръ Бонъ-Бонъ, въ довольно сердитомъ настроеніи духа, кинулся въ мягкое кожаное кресло передъ ярко пылавшимъ огнемъ.
Была страшная ночь, одна изъ тѣхъ ночей, которыя случаются разъ или два въ столѣтіе. Снѣгъ валилъ, стѣны тряслись отъ вѣтра, который, пробираясь сквозь щели и трубы, колыхалъ пологъ кровати философа и нарушалъ порядокъ его кастрюль и бумагъ. Огромная вывѣска въ видѣ фоліанта, висѣвшая снаружи, страшно трещала и стонала, несмотря на крѣпкія дубовыя стойки.
Какъ я уже сказалъ, метафизикъ занялъ свое обычное мѣсто передъ каминомъ въ неособенно миролюбивомъ настроеніи духа. Рядъ непріятностей, случившихся въ этотъ день, нарушилъ его обычную ясность. Задумавъ des oeufs à la Princesse, онъ нечаянно состряпалъ omelette à la Reine; открывая новый этическій принципъ, опрокинулъ тушеное мясо; и въ довершеніе всего, ему помѣшали заключить одну изъ тѣхъ удивительныхъ сдѣлокъ, которыя всегда были его главной утѣхой. Но независимо отъ этихъ непріятностей, онъ не могъ не испытывать нервическаго безпокойства, которое всегда возбуждаетъ бурная ночь. Подозвавъ поближе своего огромнаго чернаго водолаза, о которомъ мы уже говорили, и безпокойно поворочавшись въ креслѣ, онъ невольно окинулъ подозрительнымъ взоромъ отдаленные уголки комнаты, непроглядную тьму которыхъ не могъ разогнать даже яркій огонь камина. Кончивъ этотъ осмотръ, цѣль котораго оставалась непонятной для него самого, онъ придвинулъ къ себѣ столикъ, заваленный бумагами и книгами, и вскорѣ углубился въ просматриваніе объемистой рукописи, которая должна была завтра отправиться въ печать.
Онъ прозанимался такимъ образомъ нѣсколько минутъ, какъ вдругъ кто-то прошепталъ плаксивымъ тономъ:
— Мнѣ не къ спѣху, господинъ Бонъ-Бонъ.
— Чортъ! — воскликнулъ нашъ герой, вскакивая, опрокидывая столъ и осматриваясь въ изумленіи.
— Совершенно вѣрно, — спокойно отвѣтилъ тотъ же голосъ.
— Совершенно вѣрно? Что такое совершенно вѣрно? Какъ вы попали сюда? — воскликнулъ метафизикъ и взглядъ его упалъ на что-то растянувшееся во всю длину на его кровати.
