Я могъ бы, если бы мнѣ вздумалось, распространиться о его костюмѣ и другихъ деталяхъ, относящихся къ внѣшности метафизика. Я могъ бы сообщить вамъ, что волосы нашего героя были острижены подъ гребенку и увѣнчаны конусообразнымъ бѣлымъ фланелевымъ колпакомъ съ кисточками, что его камзолъ цвѣта зеленаго горошка отличался по фасону отъ камзоловъ, носимыхъ обыкновенными restaurateurs его времени, что рукава его были нѣсколько просторнѣе, чѣмъ требовала тогдашняя мода, что обшлага не были сдѣланы но тогдашнему варварскому обычаю изъ матерій одного цвѣта и качества съ остальнымъ платьемъ, а изъ цвѣтнаго генуэзскаго бархата, что пунцовыя туфли съ курьезными узорами можно бы было принять за японскія, если бы не изящно заостренные носки и яркія краски вышивокъ и узоровъ, что его панталоны были изъ желтой матеріи въ родѣ атласа, называемой aimable, что его халатъ небесно голубаго цвѣта съ красными вышивками, въ родѣ капота, колыхался на его плечахъ, какъ туманъ утромъ, и что его tout ensemble вызвалъ со стороны Беневенуты, флорентійской импровизаторши, слѣдующее замѣчаніе: «трудно сказать, райская-ли птица Пьеръ Бонъ-Бонъ или воплощеніе райскаго совершенства». Я могъ бы, повторяю, распространиться обо всѣхъ этихъ деталяхъ, если бы мнѣ вздумалось, но я не хочу; предоставимъ подробности чисто личнаго свойства авторамъ историческихъ романовъ; онѣ не соотвѣтствуютъ моральному достоинству моего сообщенія.
Я сказалъ, «вступая въ Café въ Cui-de-Sac Лефебвръ, вы входили въ sanctum геніальнаго человѣка», но только геніальный человѣкъ могъ бы оцѣнить достоинства этого sanctum. Вывѣска, въ видѣ огромнаго фоліанта, висѣла надъ входомъ. На одной сторонѣ этого тома была нарисована бутылка, на противуположной — pâté. На корешкѣ большими буквами было написано. «Oeuvres de Bon-Bon.» Такъ изящно оттѣнялась двойная профессія хозяина.
Переступивъ порогъ, вы могли окинуть взоромъ всю внутренность зданія. Въ самомъ дѣлѣ, café состояло изъ одной длинной и низкой комнаты старинной архитектуры. Въ углу стояла кровать метафизика. Зановѣси и кушетка à la grecque придавали этому уголку классическій и комфортабельный видъ. Въ противоположномъ по діагонали углу помѣщались, въ полномъ семейномъ согласіи, принадлежности кухни и bibliothèque. Груда новѣйшихъ трактатовъ по этикѣ лежала подлѣ кастрюльки mèlanges. Томы германскихъ моралистовъ покоились рядомъ съ рашперомъ, вилка для поджариванія хлѣба бокъ о бокъ съ Евсевіемъ, Платонъ помѣстился на сковородѣ, куча рукописей на вертелѣ.
Въ другихъ отношеніяхъ Café de Bon-Bon не отличалось су-
