Страница:Собрание сочинений Эдгара Поэ (1896) т.2.djvu/264

Эта страница была вычитана


Отвѣта не было. Египтянинъ покраснѣлъ и понурилъ голову. Никогда торжество не было столь полнымъ, никогда пораженіе не было столь горькимъ. Я не вынесъ убитаго вида муміи. Я схватилъ шляпу, сухо поклонился графу и ушелъ.

Я пришелъ домой въ четыре часа и тотчасъ же улегся спать. Теперь десять утра. Я всталъ въ семь часовъ утра и написалъ эти воспоминанія на поученіе моей семьѣ и человѣчеству. Отъ семьи я отказываюсь. Моя жена вѣдьма. По правдѣ сказать, мнѣ смертельно надоѣла эта жизнь, да и вообще девятнадцатый вѣкъ. Я убѣжденъ, что все идетъ какъ нельзя хуже. Къ тому же мнѣ хочется знать, кто будетъ президентомъ въ 2045 году. Итакъ, побрившись и проглотивъ чашку кофе, отправлюсь къ Понноннеру и велю набальзамировать себя на двѣсти лѣтъ.


Лягушонокъ.

Я въ жизнь свою не знавалъ такого шутника, какъ этотъ король. Онъ, кажется, только и жилъ для шутокъ. Разсказать забавную исторію, и разсказать ее хорошо, — было вѣрнѣйшимъ способомъ заслужить его милость. Оттого и случилось, что всѣ его семь министровъ славились, какъ отмѣнные шуты. По примѣру своего короля они были грузные, тучные, жирные люди и неподражаемые шутники. Толстѣютъ люди отъ шутокъ, или сама толщина располагаетъ къ шуткѣ, — этого я никогда не могъ узнать доподлинно, но во всякомъ случаѣ худощавый шутникъ — rara avis in terris.

Король не особенно заботился объ утонченности или, какъ онъ выражался, «духѣ» остроумія. Ему нравилась главнымъ образомъ широта въ шуткѣ, и ради нея онъ готовъ былъ пожертвовать глубиною. Онъ предпочелъ бы «Гаргантуа» Раблэ «Задигу» Вольтера; и въ общемъ ему больше нравились шутливыя дѣйствія, чѣмъ словесныя остроты.

Въ эпоху, къ которой относится мой разсказъ, профессіональные шуты еще не перевелись при дворахъ. Въ нѣкоторыхъ великихъ континентальныхъ «державахъ» имѣлись придворные «дураки», носившіе пестрое платье и колпаки съ погремушками, и обязанные отпускать остроты по первому требованію за объѣдки съ королевскаго стола.

Нашъ король, разумѣется, держалъ при своей особѣ «дурака». Правду сказать, онъ чувствовалъ потребность въ нѣкоторой дозѣ глупости — хотя бы только въ качествѣ противовѣса тяжелой мудрости семи премудрыхъ министровъ — не говоря уже о немъ самомъ.