Мы ринулись вонъ en masse подобрать исковерканные останки несчастной жертвы, но къ радости нашей встрѣтили доктора на лѣстницѣ, летѣвшаго со всѣхъ ногъ, въ философскомъ азартѣ, съ намѣреніемъ во что бы то ни стало продолжать опытъ настойчиво и рьяно.
По его совѣту, мы сдѣлали глубокій надрѣзъ на кончикѣ носа муміи и докторъ собственноручно привелъ его въ соприкосновеніе съ проволокой.
Морально и физически, фигурально и буквально, дѣйствіе можно было назвать электрическимъ. Во-первыхъ, мумія открыла глаза и быстро заморгала ими, какъ мистеръ Бэрнсъ въ пантомимѣ; во-вторыхъ, чихнула; въ третьихъ, усѣлась; въ четвертыхъ, показала кулакъ доктору Понноннеру; въ пятыхъ, обратившись къ гг. Глиддону и Букингаму, сказала на чистѣйшемъ египетскомъ языкѣ:
— Признаюсь, джентльмены, я крайне удивленъ и оскорбленъ вашимъ поведеніемъ. Отъ доктора Понноннера ничего лучшаго и ожидать нельзя было. Этотъ жалкій дуралей не способенъ ни на что лучшее. Я жалѣю и прощаю его. Но вы, мистеръ Глиддонъ и вы, Силкъ, — вы, путешествовавшіе и жившіе въ Египтѣ такъ долго, что иной приметъ васъ за уроженцевъ этой страны — вы, научившіеся въ нашей средѣ говорить по египетски такъ же бѣгло какъ, я думаю, вы пишете на родномъ языкѣ — вы, которыхъ я всегда считалъ друзьями мумій — признаюсь, я ожидалъ болѣе благороднаго поведенія съ вашей стороны. Какъ могли вы спокойно выносить такое неблаговидное обращеніе со мною. Какъ могли вы позволить Тому, Дику и Гарри вынуть меня изъ гробовъ и распеленать въ этомъ дьявольски холодномъ климатѣ. Какими глазами (переходя къ главному пункту) долженъ я смотрѣть на ваше одобреніе и содѣйствіе этому презрѣнному поганцу доктору Понноннеру, когда онъ вздумалъ таскать меня за носъ?
Вы ожидаете, конечно, что, выслушавъ эту рѣчь при подобныхъ обстоятельствахъ, мы кинулись къ дверямъ, или впали въ истерику, или грохнулись всей компаніей въ обморокъ. Надо было, говорю я, ожидать какого-нибудь изъ этихъ трехъ поступковъ. И то, и другое, и третье могло быть исполнено съ большимъ удобствомъ. И, право, я не знаю, какъ и почему мы не исполнили ни того, ни другого, ни третьяго. Быть можетъ, причина тому духъ времени, который дѣйствуетъ по правилу противорѣчія, и обыкновенно приводится въ объясненіе всего парадоксальнаго и невозможнаго. Или, быть можетъ, необычайно естественный и толковый тонъ муміи ослабилъ ужасъ, вызванный ея словами. Какъ бы то ни было, фактъ остается фактомъ: никто изъ насъ не обнаружилъ страха и даже не казался особенно изумленнымъ.
