блицъ, и De mortuis nil nisi bonum — превосходное правило, хотя бы покойный, о которомъ идетъ рѣчь, былъ просто покойнымъ халатомъ. Итакъ, я не намѣренъ бранить моего покойнаго друга Тоби Даммита. Онъ былъ изрядная собака и умеръ собачьей смертью; но нельзя ставить ему въ вину его пороки. Они явились результатомъ физическаго недостатка его матери. Она дѣлала для ребенка все, что могла: сѣкла его нещадно, потому что исполненіе долга всегда было для нея удовольствіемъ, а дѣти, какъ бифштексъ, становятся тѣмъ лучше, чѣмъ больше ихъ колотишь. Но — бѣдная женщина! — она была лѣвша, а лучше совсѣмъ не поротъ дѣтей, чѣмъ пороть ихъ лѣвой рукой. Міръ вертится справа налѣво. Поэтому нельзя стегать ребенка слѣва направо. Если каждый ударъ, нанесенный въ надлежащемъ направленіи, выколачиваетъ какую-нибудь дурную наклонность, то каждый ударъ, нанесенный въ противуположномъ направленіи, долженъ вколачивать соотвѣтствующее количество порока. Я часто присутствовалъ при наказаніи Тоби и уже по тому, какъ онъ брыкался, могъ убѣдиться, что мальчишка становится хуже и хуже съ каждымъ днемъ. Наконецъ, я увидѣлъ сквозь слезы, что нѣтъ ни малѣйшей надежды на исправленіе этого негодяя, а однажды, когда отъ нещадной порки онъ весь почернѣлъ словно негритенокъ, когда даже это наказаніе не произвело на него никакого дѣйствія кромѣ того, что онъ покатился въ судорогахъ, — я не могъ болѣе сдерживаться, и упавъ на колѣни, во всеуслышаніе предсказалъ ему гибель.
Пороки развивались въ немъ съ ужасающею быстротой. Пяти мѣсяцевъ отъ роду онъ приходилъ въ такое бѣшенство, что не могъ выговорить слова. Шести мѣсяцевъ я засталъ его однажды жующимъ колоду картъ; семи мѣсяцевъ онъ уже привыкъ обнимать и цѣловать маленькихъ дѣвочекъ. Восьми мѣсяцевъ онъ нагло отказался подписать обѣтъ трезвости. Такъ изъ мѣсяца въ мѣсяцъ усиливалась его испорченность, а къ концу перваго года онъ не только выражалъ настойчивое желаніе носить усы, но и проявилъ наклонность ругаться, божиться и биться объ закладъ.
Эта послѣдняя совершенно неблагородная привычка привела къ гибели, которую я предсказывалъ Тоби Даммиту. Привычка «росла вмѣстѣ съ его ростомъ и усиливалась вмѣстѣ съ его силой», такъ что, возмужавъ, онъ чуть не на каждомъ словѣ предлагалъ биться объ закладъ. Не то, чтобы онъ дѣйствительно хотѣлъ держать пари, нѣтъ, это была только манера, привычка, — ничего болѣе. Подобныя предложенія въ его устахъ не имѣли ровно никакого значенія. Это были красоты слога — невинныя реторическія фигуры для закругленія фразы. Когда онъ говорилъ «я готовъ прозакладывать то-то и то-то», никто не принималъ его словъ за
