лавку, ничего не спрашивалъ, не говорилъ ни слова и смотрѣлъ на всѣ предметы дикимъ блуждающимъ взглядомъ. Я все болѣе и болѣе удивлялся его поведенію и рѣшилъ не разставаться съ нимъ, пока не разрѣшу своихъ недоумѣній.
Часы на башнѣ пробили одиннадцать, и рынокъ быстро опустѣлъ. Какой-то лавочникъ, запирая ставни, толкнулъ старика локтемъ, и дрожь пробѣжала по его тѣлу. Онъ поспѣшилъ на улицу, окинулъ ее безпокойнымъ взглядомъ и съ невѣроятной быстротой побѣжалъ по безлюднымъ кривымъ переулкамъ. Въ концѣ концовъ мы выбрались на ту же улицу, откуда начали свой путь, — гдѣ находилась кофейня Д. Но видъ ея измѣнился. Газовые фонари свѣтили такъ же ярко, но дождь лилъ какъ изъ ведра и прохожихъ почти не было. Старикъ поблѣднѣлъ. Онъ сдѣлалъ нѣсколько нерѣшительныхъ шаговъ по улицѣ, такъ недавно кишѣвшей народомъ, затѣмъ съ тяжелымъ вздохомъ повернулъ къ рѣкѣ и, поколесивъ по разнымъ переулкамъ, вышелъ наконецъ къ одному изъ главныхъ театровъ. Представленіе только что кончилось, и публика валила изъ подъѣзда. Старикъ перевелъ духъ, точно набираясь воздуху прежде чѣмъ нырнуть въ толпу; но я замѣтилъ, что глубокая тоска, отражавшаяся на его лицѣ, какъ будто разсѣялась. Онъ снова опустилъ голову на грудь и имѣлъ теперь такой же видъ, какъ въ ту минуту, когда я впервые увидѣлъ его. Я замѣтилъ, что онъ направился вмѣстѣ съ главной массой публики, но рѣшительно не могъ понять его страннаго поведенія.
По мѣрѣ того какъ мы шли, толпа рѣдѣла и къ старику возвращалась его прежняя нерѣшительность и тревога. Нѣкоторое время онъ упорно слѣдовалъ за кучкой какихъ-то буяновъ, но и она мало-по-малу разбрелась, такъ что осталось всего трое въ узкой и темной безлюдной улицѣ. Старикъ остановился и задумался, потомъ быстрыми шагами направился къ окраинѣ города. Мы пришли наконецъ въ грязнѣйшій кварталъ Лондона, гдѣ все и вся носило отпечатокъ самой отчаянной нищеты и самаго закоренѣлаго порока. При тускломъ свѣтѣ рѣдкихъ фонарей предстали передъ нами огромные, ветхіе, изъѣденные червями, деревянные дома, грозившіе паденіемъ и разбросанные въ такомъ хаотическомъ безпорядкѣ, что между ними едва можно было пробраться. Каменья, вывороченные изъ изрытой мостовой, валялись тамъ и сямъ среди густой травы. Ужасный смрадъ распространялся изъ заваленныхъ мусоромъ канавъ. Атмосфера была напоена отчаяніемъ. Но по мѣрѣ того, какъ мы шли, вокругъ насъ пробуждались звуки человѣческой жизни, и вскорѣ мы были окружены толпами самыхъ послѣднихъ поддонковъ Лондонскаго населенія. И снова духъ старика вспыхнулъ какъ лампа, готовая угаснуть.
