счастливомъ настроеніи духа, прямо противоположномъ ennui — когда всѣ чувства изощрены, пелена спадаетъ съ духовныхъ очей αχλυς ος πριν επηεν — и наэлектризованный интеллектъ настолько же возвышается надъ своимъ обычнымъ состояніемъ, насколько живой и ясный умъ Лейбница превосходитъ нелѣпую и пошлую реторику Горгія. Существовать было уже наслажденіемъ, и я извлекалъ положительное удовольствіе изъ многихъ явленій, служащихъ обыкновенно источникомъ страданія. Я относился ко всему съ спокойнымъ, но пытливымъ интересомъ. Съ сигарой въ зубахъ и газетой на колѣняхъ я благодушествовалъ съ самаго обѣда, читая объявленія, разсматривая разношерстную публику въ кофейнѣ, или поглядывая сквозь закопченныя стекла на улицу.
Это послѣдняя, одна изъ главныхъ улицъ города, такъ что прохожіе толпились на ней цѣлый день. Къ вечеру толпа увеличилась, а когда зажглись фонари, мимо дверей кофейни двигались два сплошныхъ, непрерывныхъ потока публики. Мнѣ никогда еще не случалось наблюдать ее съ такого пункта въ такой часъ вечера, и шумное море человѣческихъ головъ возбуждало во мнѣ восхитительное по своей новизнѣ волненіе. Въ концѣ концовъ я занялся исключительно улицей, не обращая вниманія на то, что происходило въ ресторанѣ.
Сначала мои наблюденія имѣли абстрактный и обобщающій характеръ. Я разсматривалъ толпы въ ихъ цѣломъ, въ ихъ массовыхъ отношеніяхъ. Вскорѣ, однако, я занялся деталями и разглядывалъ съ величайшимъ интересомъ безконечно разнообразныя фигуры, костюмы, манеры, походку, лица и выраженія.
Огромное большинство прохожихъ имѣло самодовольный видъ дѣловыхъ людей и, повидимому, думали только о томъ, какъ бы пробраться сквозь толпу. Они хмурились, перебѣгали глазами съ одного предмета на другой и, получивъ толчекъ, не выказывали признаковъ нетерпѣнія, а поправляли платье и спѣшили дальше. Другіе, ихъ тоже было много, отличались безпокойными движеніями, раскраснѣвшимися лицами, они жестикулировали и разсуждали сами съ собою, точно чувствовали себя тѣмъ болѣе одинокими, чѣмъ гуще была толпа. Наткнувшись на кого-нибудь, они останавливались, умолкали, но удваивали свою жестикуляцію и съ разсѣянной и неестественной улыбкой дожидались, пока встрѣчный пройдетъ. Получивъ толчекъ, они раскланивались съ самымъ виноватымъ видомъ. За исключеніемъ отмѣченныхъ мною чертъ, эти двѣ обширныя группы не представляли ничего особеннаго. Одежда ихъ была, что называется, приличная, и только. Это были, безъ сомнѣнія, дворяне, купцы, стряпчіе, промышленники, спекулянты, эвпатриды и ходячія общія мѣста, люди праздные и люди заня-
