бивался руками и ногами, а его политическіе взгляды отличались простотой и удобопонятностью. Онъ находилъ вмѣстѣ съ Горслеемъ, что «народу нечего дѣлать съ законами; довольно съ него повиноваться имъ».
Я прожилъ съ этимъ старымъ джентльменомъ всю жизнь. Мои родители, умирая, завѣщали меня ему въ качествѣ богатаго наслѣдства. Я думаю, что старый плутъ любилъ меня, какъ роднаго сына, почти также какъ Кэтъ, но все-таки ухитрился отравить мнѣ существованіе. Со второго года моей жизни до пяти лѣтъ онъ регулярно поучалъ меня розгой. Отъ пяти до пятнадцати ежечасно грозилъ мнѣ Исправительнымъ домомъ. Отъ пятнадцати до двадцати ежедневно обѣщалъ оставить меня безъ гроша. Правда, я былъ повѣса, но повѣсничество было коренной чертой моей натуры, членомъ моего символа вѣры. Какъ бы то ни было, въ Кэтъ я имѣлъ вѣрнаго друга, и зналъ это. Она была добрая дѣвушка и такъ нѣжно говорила мнѣ, что я могу получить ея руку (приданое и прочее), если только добьюсь согласія со стороны дѣдушки Ромгеджона! Бѣдняжка! ей было всего пятнадцать лѣтъ, и безъ его согласія она не могла распоряжаться своимъ маленькимъ имуществомъ до истеченія пяти безконечныхъ лѣтъ. Что же было дѣлать? Въ пятнадцать лѣтъ, какъ и въ двадцать одинъ (такъ какъ я уже пережилъ свою четвертую олимпіаду) пятъ лѣтъ совершенно тоже что пять вѣковъ. Тщетно мы докучали старому джентльмену нашими просьбами. Тутъ явилась pièce de résistance (какъ выразились бы гг. Эдъ и Каремъ), вполнѣ соотвѣтствовавшая его нелѣпому характеру. Самъ Іовъ пришелъ бы въ негодованіе, глядя какъ этотъ старый котъ тиранилъ насъ, двухъ бѣдныхъ мышенятъ. Въ глубинѣ души онъ ничего такъ не желалъ, какъ нашего брака. Онъ давно уже мечталъ о немъ. Право, онъ прибавилъ бы своихъ десять тысячъ фунтовъ (приданое Кэтъ было ея собственнымъ) лишь бы найти какой-нибудь предлогъ согласиться на исполненіе нашихъ весьма естественныхъ желаній. Но мы были такъ неосторожны, что затѣяли это дѣло сами. Но оказать сопротивленія при такихъ обстоятельствахъ было рѣшительно не въ его власти.
Я уже говорилъ, что у него были свои слабыя стороны; но при этомъ я не имѣю въ виду его упрямства, которое представляло одну изъ сильныхъ сторонъ моего дѣда — «assurement ce n’était pas sa faible». Говоря о слабости, я подразумѣваю его странные бабьи предразсудки. Онъ твердо вѣрилъ въ сны, примѣты et id genus omne ерунды. Онъ былъ также крайне щепетиленъ въ мелочныхъ вопросахъ чести и на свой ладъ, безъ сомнѣнія, вѣренъ своему слову. Это тоже былъ одинъ изъ его коньковъ. Онъ не особен-
