ся въ этихъ словахъ, — восхитили, очаровали меня, закрѣпили на вѣки мои цѣпи. Я съ трудомъ сдерживалъ порывы невыразимаго восторга.
— Милая Евгенія, — воскликнулъ я, — къ чему вы говорите это? Вы старше меня. Что же изъ этого? Въ свѣтскихъ правилахъ такъ много условныхъ нелѣпостей. Для такой любви, какъ наша, годъ не отличается отъ часа. Вы говорите — мнѣ двадцать два года; допустимъ, — хотя мнѣ почти двадцать три. Но вѣдь и вамъ, дорогая Евгенія, не можетъ быть больше — больше — больше — больше…
Тутъ я остановился, ожидая, что госпожа Лаландъ скажетъ, сколько ей лѣтъ. Но француженка рѣдко отвѣтитъ прямо и всегда, въ случаѣ щекотливаго вопроса, съумѣетъ отвѣтить какъ нибудь обинякомъ. Въ данномъ случаѣ, Евгенія, которая въ теченіе нѣсколькихъ послѣднихъ минутъ, повидимому, искала что-то на своей груди, уронила на траву медальонъ. Я поспѣшалъ поднять его и подалъ ей.
— Возьмите его! — сказала она съ самой обворожительной улыбкой. — Возьмите его ради меня — ради той, чью наружность онъ слишкомъ лестно изображаетъ. Притомъ, на оборотной сторонѣ медальона вы, можетъ быть, найдете справку, которая разъяснитъ ваши недоумѣнія. Теперь темно, — но завтра утромъ вы разсмотрите его хорошенько. Пока проводите меня домой. Я пригласила моихъ друзей на музыкальный levée. Могу обѣщать вамъ хорошее пѣніе. Мы, французы, не такъ щепетильны, какъ вы, американцы, и я представлю васъ, какъ стараго знакомаго.
Съ этими словами она взяла меня подъ руку и я повелъ ее домой. Квартира была очень хороша и, кажется, меблирована съ большимъ вкусомъ. Объ этомъ послѣднемъ пунктѣ я, однако, не могъ судить, такъ какъ уже совсѣмъ стемнѣло, когда мы пришли; а въ лучшихъ американскихъ домахъ не зажигаютъ свѣчей или лампъ лѣтнимъ вечеромъ. Спустя часъ послѣ нашего прибытія была зажжена одна единственная лампа въ большой гостиной и я убѣдился, что эта комната дѣйствительно убрана съ необыкновеннымъ вкусомъ и даже великолѣпіемъ; но двѣ слѣдующія комнаты, въ которыхъ собрались гости, оставались весь вечеръ въ пріятной полутьмѣ. Этотъ прекрасный обычай даетъ возможность гостямъ пользоваться свѣтомъ и тѣнью, по желанію, и нашимъ заморскимъ друзьямъ не мѣшало бы ввести его въ свой обиходъ.
Этотъ вечеръ, безспорно счастливѣйшій въ моей жизни. Госпожа Лаландъ не преувеличивала музыкальныхъ способностей своихъ друзей, а пѣніе, которое я услышалъ здѣсь, ничуть не уступало пѣнію на лучшихъ частныхъ вечерахъ въ Вѣнѣ. Піани-
